— Моя Нини всегда была грубой, Мануэль, но мой Попо был добрым, он был лучиком солнца в моей жизни. Когда Марта Оттер принесла меня в дом моих бабушки и дедушки, он очень аккуратно прижал меня к своей груди, потому что никогда раньше не держал новорождённых. Он говорит, что любовь, которую он почувствовал по отношению ко мне, перевернула его. Вот так он мне всё и рассказал, а я никогда впредь не сомневалась в этой любви.
Если я начинаю говорить о моём Попо, замолчать я уже не могу. Я объяснила Мануэлю, что моей Нини я обязана вкусом к книгам и крайне скудному словарному запасу, а моему дедушке я обязана всем остальным. Моя Нини заставляла меня учиться через силу, говорила, мол, «без мyки нет науки» или что-то варварское в этом роде, но он превращал учёбу в игру. Одна из таких игр состояла в том, чтобы открыть словарь случайным образом, не глядя указать на слово и угадать его значение. Также мы играли в идиотские вопросы: «Почему дождь падает сверху, Попо?» «Потому что, если он будет падать снизу, у тебя промокнут штанишки, Майя». «Почему стекло прозрачное?» «Чтобы запутать мух». «Попо, почему у тебя руки сверху чёрные, а снизу розовые?» «Потому что я не научился рисованию». И так продолжалось до тех пор, пока моя бабушка не теряла терпение и не начинала кричать.
Огромное присутствие моего Попо, его сокрушительный юмор, безграничная доброта, его невинность, его живот, на котором он качал меня, и его нежность, наполняли моё детство. У него был громкий смех, рождённый в недрах земли, он поднимался на ноги и весь трясся. «Попо, поклянись мне, что никогда не умрёшь», — требовала я от него как минимум раз в неделю, и он неизменно отвечал: «Клянусь, я всегда буду с тобой». Он старался рано возвращаться из университета, чтобы провести немного времени со мной, прежде чем уйти в свой кабинет с книгами по астрономии и звёздными картами, готовиться к занятиям, проверять контрольные работы, проводить исследования, писать. Его посещали ученики и коллеги, и все вместе запирались до рассвета и обменивались блестящими и невероятными идеями, пока их не прерывала моя Нини в ночной рубашке и с большим термосом с кофе. «Что-то твоя аура стала мутиться, старик. Разве ты не помнишь, что в восемь у тебя занятия?», и она принималась разливать кофе и подталкивать посетителей к двери. Доминирующим цветом ауры моего дедушки был фиолетовый, очень, кстати, ему подходящий, поскольку это цвет чувствительности, мудрости, интуиции, психической силы и дальновидности. Это была единственная возможность для моей Нини попасть в кабинет; я же, в свою очередь, имела туда свободный доступ, у меня даже был свой стул и угол стола для выполнения домашних заданий под мягкий джаз и витающий здесь запах трубочного табака.
По словам моего Попо официальная система образования тормозит развитие интеллекта; учителей нужно уважать, но не обращать на них внимания. Он называл лишь Да Винчи, Галилея, Эйнштейна и Дарвина, только чтобы обозначить четырёх гениев западной культуры, хотя существует и множество других, как, например, арабские философы и математики, Авиценна и Аль-Хорезми, которые подвергли сомнению знания своего времени. Если бы люди воспринимали глупости, которым их учат взрослые родственники, они бы ничего не изобрели и не открыли. «Твоя внучка не Авиценна, и если она не учится, девочке придётся зарабатывать на жизнь, жаря гамбургеры», — возмущается моя Нини. Но у меня были другие планы, я хотела стать футболистом, вот уж они точно зарабатывают миллионы. «Это только мужчины, глупая девчонка. Ты знаешь хотя бы одну женщину, которая зарабатывает миллионы?» — аргументировала бабушка и немедленно обрушилась на меня с оскорбительной речью, начинавшейся в области феминизма, плавно переходящей в область социальной справедливости, и завершавшейся тем, что для игры в футбол мне для начала нужно иметь волосатые ноги. Затем, в уединённой беседе, дедушка объяснил мне, что не спорт является причиной избыточного оволосения женщин, а гены и гормоны.