Деревня, основанная испанцами в 1567 году, является одной из старейших на архипелаге и насчитывает две тысячи жителей, но я не знаю, где они были, потому что кур и овец встречалось больше, нежели людей. Я долго ждала Мануэля, сидя в компании Факина на ступенях церкви, окрашенной в белый и синий цвета, и с некоторого расстояния наблюдала за четырьмя спокойными и серьёзными детьми. О нём я знала только, что он был другом моей бабушки, и они не виделись с семидесятых годов, но поддерживали нерегулярную связь, сначала в письмах, а затем по электронной почте.
Мануэль Ариас наконец появился. Он сразу узнал меня по описанию, которое моя Нини дала ему по телефону. Что же она ему сказала? Что я как некий столб с четырёхцветными волосами и с кольцом в носу. Он протянул мне руку и быстро осмотрел меня, оценивая следы синего лака на моих обкусанных ногтях, рваные джинсы и окрашенные розовым спреем командирские сапоги, которые я приобрела в магазине Армии Спасения, когда была нищей.
— Я — Мануэль Ариас, — представился мужчина по-английски.
— Здравствуйте. Меня преследуют ФБР, Интерпол и криминальная мафия Лас-Вегаса, — заявила я в лоб, чтобы избежать недоразумений.
— Поздравляю, — сказал он.
— Я никого не убивала и, честно говоря, не думаю, что они будут утруждать себя поисками меня в этой заднице мира.
— Спасибо.
— Извините, я не хотела оскорблять вашу страну, милый друг. На самом деле она очень красивая, здесь много зелени и воды. Но как же она далеко!
— От чего?
— От Калифорнии, от цивилизации, от остального мира. Моя Нини не сказала мне, что будет холодно.
— Сейчас лето, — сообщил он мне.
— Лето в январе! Где это видано?
— В Южном полушарии, — ответил он сухо.
«Плохо дело», — подумала я: этому типу не хватает чувства юмора. Он пригласил меня выпить чаю, пока мы ждали грузовую машину с холодильником, которая должна была приехать тремя часами ранее. Мы вошли в дом, отмеченный поднятой на палке белой тряпкой, точно флагом капитуляции. Это означало, что здесь продаётся свежий хлеб. Там находились четыре стола в деревенском стиле с клеёнчатыми скатертями и стулья разных видов, прилавок и плита, на которой кипел покрытый сажей чёрный чайник. Толстая женщина с заразительным смехом поприветствовала Мануэля Ариаса поцелуем в щёку, потом посмотрела на меня с некоторым изумлением, но тоже поцеловала.
— Американка? — спросила она у Мануэля.
— Разве незаметно? — спросил он в ответ.
— А что случилось с её головой? — добавила женщина, указывая на мои окрашенные волосы.
— Я родилась такой, — огрызнулась я.
— Американочка говорит понятно! — воскликнула она удовлетворённо. — Присядьте ненадолго, я принесу вам чайку.
Она взяла меня за руку и решительно усадила на один из стульев, пока Мануэль объяснял мне, что в Чили словом «американец» называют любого белокурого англоговорящего человека, а уменьшительно-ласкательное «американишка» или «американочка» употребляют в знак симпатии.
Хозяйка принесла нам чай в пакетиках, пирамиду мягкого ароматного хлеба только что из печи, масло и мёд, а потом расположилась с нами, следя за тем, чтобы мы ели как следует. Вскоре мы услышали чиханье грузовика с болтающимся в коробке холодильником. Машина двигалась через пень-колоду по грунтовой улице, усеянной ямами. Женщина высунулась из двери, взвизгнула, и тут же подошли несколько молодых людей. Они помогли выгрузить технику, донесли её до пляжа и подняли на моторную лодку Мануэля по дощатому трапу.
Лодка была около восьми метров в длину и сделана из стекловолокна, окрашенного в белый, синий и красный цвета чилийского флага — почти такие же, как цвета флага штата Техас, — развевающегося в носовой части. На борту располагалось её название: Кауилья. Они как можно лучше привязали холодильник в вертикальном положении и помогли мне подняться. Собака следовала за мной жалкой рысцой; одна лапа у неё была полусогнута, и она шла, несколько на неё припадая.
— А эта? — спросил меня Мануэль.
— Она не моя — прибилась ко мне в Анкуде. Мне сказали, что чилийские собаки очень умные, а эта вдобавок ещё и породистая.
— Должно быть, это помесь немецкой овчарки с фокстерьером. У неё тело от большой собаки, а лапы от маленькой, — высказал своё мнение Мануэль.
— После того, как я её помою, ты увидишь, что она прекрасна.