Был при царевиче там же некий доктор, родом влах.[42] Он, узнав об этой измене, предотвратил ее немедленно таким образом. Нашел ребенка, похожего на царевича, взял его в покои и велел ему всегда с царевичем разговаривать и даже спать в одной постели. Когда тот ребенок засыпал, доктор, не говоря никому, перекладывал царевича на другую кровать. И так он все это с ними долгое время проделывал. В результате, когда изменники вознамерились исполнить свой замысел и ворвались в покои, найдя там царевичеву спальню, они удушили другого ребенка, находившегося в постели, и тело унесли. После чего распространилось известие об убийстве царевича, и начался большой мятеж. Как только об этом стало известно, сразу послали за изменниками в погоню, несколько десятков их убили и тело отняли.[43]
Тем временем тот влах, видя, как нерадив был в своих делах Федор, старший брат, и то, что всею землею владел он, конюший Борис, решил, что хоть не теперь, однако когда-нибудь это дитя ожидает смерть от руки предателя. Взял он его тайно и уехал с ним к самому Ледовитому морю и там его скрывал, выдавая за обыкновенного ребенка, не объявляя ему ничего до своей смерти. Потом перед смертью советовал ребенку, чтобы тот не открывался никому, пока не достигнет совершеннолетия, и чтобы стал чернецом. Что по совету его царевич исполнил и жил в монастырях.
Борис же конюший изобразил дело перед царем Федором так, что Дмитрий сам себя лишил жизни, будучи больным падучей, а слуг Дмитрия, которые при нем были, скрывая след своей измены, приказал лишить жизни. А когда царь Федор приказал привезти тело, желая похоронить Дмитрия с почестями, Борис отговорил его от этого намерения, сказав, будто бы то княжество заражено моровым поветрием,[44] и так там его и погребли. Потом сразу и самого Федора Борис отравил,[45] а сам столицей и государством завладел.
Когда царевич Дмитрий, остававшийся в монастыре чернецом, достиг зрелости, он вышел откуда и пошел в другой монастырь, уже ближе к столичному городу, потом и в третий, и в другие, все приближаясь непосредственно к столице, а там и у самого Бориса в комнатах бывал и на Патриаршем дворе,[46] никем не узнанный.
Но трудно было, не подвергая угрозе свою жизнь, открыться кому-нибудь, и Дмитрий отправился в Польшу.[47] Там он жил у сыновей одного шляхтича Гойского[48] и учил детей. Потом от него пошел в Бражню, местечко князя Адама Вишневецкого.[49] И тут сначала игумену (так называют старшего над чернецами) открылся, а игумен князю Адаму о нем рассказал. А князь, вызвав Дмитрия к себе, по-всякому у него допытывался, действительно ли он наследник московского престола. Убедившись в том, что это правда, князь снял с него монашеские одежды, переодел его в польское платье и отвез к князю Константину Вишневецкому,[50] зятю воеводы сандомирского.[51] Князь же Константин привез его к пану воеводе, а пан воевода к королю его милости[52] в Краков. Возвратившись с ним назад, воевода составил экспедицию и повел Дмитрия на Москву с несколькими тысячами войска.
Сперва, когда наши на границе подошли к первой московской крепости, называвшейся Моравск, тамошняя чернь, связав воевод, отдала царевичу и крепость, и слободы.[53] А оттуда пошли к другой крепости Чернигов, где также чернь, связав воевод, вступила в войско царевича и присягнула ему.[54] И после пошли наши под Новгородок,[55] третью московскую крепость, в которой застали войско, состоявшее из двора Борисового,[56] и до тысячи стрельцов там оборонялось. Восемь недель пытались наши взять эту третью крепость. Пока длилась осада, по точным подсчетам, пришло на помощь “москве” 40 000 человек, но наши их, с Божьей помощью, разбили в последний день декабря 1604 года.[57]
42
В нашей рукописи “Wlach”, что значит по-польски “итальянец”. Известие о докторе, подменившем царевича на другого ребенка, стало официальной версией самозванца, ссылки на которую имеются также в переписке польского короля Сигизмунда III с сенаторами. См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 77.
43
По официальной версии царевич Дмитрий сам покололся ножиком в припадке падучей болезни. В мятеже, поднятом угличанами в день его смерти, были убиты Данила Битяговский, сын присланного из Москвы дьяка, его двоюродный брат Никита Качалов и сын царевичевой мамки Осип Волохов, а также несколько посадских людей и слуг. Разбором дела занималась следственная комиссия в составе боярина князя В. И. Шуйского (будущего царя, см. о нем примеч. 139), окольничего А. П. Клешнина, дьяка Е. Вылузгина, митрополита Геласия. См.: Клейн В. Угличское следственное дело о смерти царевича Димитрия 15 мая 1591 г. М., 1913, Ч. 1—2; Веселовский С. Б. Отзыв о труде В. К. Клейна “Угличское следственное дело о смерти царевича Димитрия 15-го мая 1591 г.” // Веселовский С. Б. Труды по источниковедению и истории России периода феодализма. М., 1978. С. 156—189; Скрынников Р. Г. Борис Годунов и царевич Дмитрий // Исследования по социально-политической истории России. Л., 1971. С. 188—196; Зимин А. А. В канун грозных потрясений. С. 153—181.
45
Известие об отравлении Борисом Годуновым царя Федора Ивановича является слухом, передаваемым памятниками антигодуновской направленности и некоторыми иностранцами. См.: Буга нов В. И., Корецкий В. И., Станиславский А. Л. “Повесть како отомсти” — памятник ранней публицистики Смутного времени // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР. Л., 1974. Т. 28. С. 243—244; Зимин А. А. В канун грозных потрясений. С. 213—215; Житие царя Федора // Полное собрание русских летописей. М., 1964. Т. 14. С. 16—22 (далее — ПСРЛ).
46
Речь идет о службе Лжедмитрия — Григория Отрепьева в Кремлевском Чудове монастыре, где он провел почти год. По свидетельству самого патриарха Иова, инок был взят на патриарший двор “для книжного письма”. В переводе Н. Г. Устрялова опущена фраза “...и у самого Бориса в комнатах бывал”. См.: Скрынников Р. Г. Самозванцы в России... С. 29—30.
47
Лжедмитрий попал в Польшу в начале 1602 г., уехав во время голода из Москвы в Новгород Северский вместе с товарищами Варлаамом Яцким и Мисаилом, оттуда они перебрались в Киев, а летом жили во владениях киевского воеводы князя Константина Острожского. См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 50; Скрынников Р. Г. Самозванцы в России... С. 32—37.
48
Имеется в виду Гавриил Гойский, бывший ранее старостою в имениях князя Константина Острожского. Гавриил Гойский и его сын Роман были приверженцами арианства — религиозного учения, расходившегося с официальной церковью в толковании некоторых догматов (о Троице, крещении) и стремившегося поставить свободное мышление выше авторитета веры. В одну из организованных Гойскими арианских школ на Волыни в Гоще и попал Лжедмитрий. См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 51.
49
Князь Адам Вишневецкий — молодой польский магнат русского происхождения, сторонник православия, его огромные земельные владения были расположены рядом с русскими границами по обеим сторонам Днепра, что служило причиной раздоров с московским правительством. Известие “Дневника” подтверждается донесением князя А. Вишневецкого польскому королю Сигизмунду III в 1603 г. Есть и другие версии, рассказывающие о том, как Лжедмитрий “открылся” Вишневецкому из-за нанесенной ему князем обиды или во время первого свидания с Мариной Мнишек, якобы состоявшегося еще тогда, когда Григорий Отрепьев был слугой князя А. Вишневецкого. См.: Nowakowski F. К. Zrodla do Dziejow Polski. Berlin, 1842. Т. 2. S. 65—70 (донесение А. Вишневецкого 1603 г.); Костомаров Н. И. Смутное время... С. 52— 55; Пирлинг П. Димитрий Самозванец. С. 71 —72; Скрынников Р. Г. Самозванцы в России... С. 35—37.
50
Константин Вишневецкий (1564—1641) — князь, польский магнат, воевода, староста крошенецкий, двоюродный брат князя А. Вишневецкого. Был женат на Урсуле Мнишек, родной сестре Марины Мнишек. См.: Устрялов Н. Г. Сказания современников о Димитрии Самозванце. 3-е изд. СПб., 1859. Ч. 2. С. 321—322.
51
Юрий Мнишек (ок. 1548—1613) — воевода сандомирский, отец Марины Мнишек. Оказал поддержку в Польше самозванцу Лжедмитрию I, рассчитывая на материальное возмещение долговых обязательств королю и на исполнение честолюбивых замыслов — возвести дочь на русский престол. Осенью 1604 г. выступил вместе с Лжедмитрием в поход на русские земли, но потом уехал из его войска. См.: Мнишки: Указатель архивных материалов и библиографии / Сост. В. И. Ульяновский. Киев, 1989. С. 128—129; Костомаров Н. И. Смутное время... С. 56—61; Гиршберг А. Марина Мнишек. М., 1908. С. 6—9.
52
Сигизмунд III Ваза (1566—1632) — польский король, сын шведского короля Юхана III и племянник, по женской линии, последнего польского короля из дома Ягеллонов Сигизмунда II. Избран на престол в 1587 г., в 1592—1599 гг. шведский король, низложен протестантской оппозицией, выставлял свою кандидатуру на русский трон в 1598 г. При появлении Лжедмитрия в Польше занял выжидательную позицию, встретился с самозванцем и не препятствовал сбору им войска для похода в Россию. См.: Nowak-Dlutewski J. Zygmunt III. Warszawa, 1971; Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI—начале XVII в. М., 1978. С. 181—216.
53
Сдача Моравска (Монастырево, Монастыревский острог) Лжедмитрию I произошла 21 октября 1604 г., спустя неделю после того, как войско самозванца переправилось через Днепр и вошло в пределы Московского государства. Крепость была взята отправившимся вперед по команде Лжедмитрия отрядом запорожских казаков. Жители Моравска, получив грамоты от имени царевича Дмитрия, добровольно перешли на сторону самозванца, выдав ему воевод Бориса Лодыгина и Елизара Безобразова. См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 87; Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. Л., 1985. С. 181 — 182.
54
Чернигов был взят казаками, посланными от войска Дмитрия. В отличие от Моравска, черниговцы организовали сопротивление во главе с воеводой князем И. Татевым. Но большинство посадских людей перешло на сторону царевича Дмитрия. Самозванцу были выданы воеводы князь И. А. Татев, князь П. М. Шаховской и И. С. Воронцов-Вельяминов. После сдачи город был разграблен казаками, что привело к конфликту между ними и Дмитрием, пытавшимся, опираясь на польское войско, вернуть награбленное черниговцам. См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 87—88; Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба... С. 182—183.
55
Под Новгород-Северский (здесь “Новгородок”) войско Лжедмитрия I выступило из Чернигова 4 ноября 1604 г., шло до него 8 дней, встав обозом над р. Десною за полторы версты от крепости. Обороной Новгород-Северского руководил окольничий П. Ф. Басманов (см. о нем примеч. 97), он приказал сжечь посад и согнать жителей в укрепленную крепость. Войско Лжедмитрия I задержалось под Новгород-Северским на несколько недель, т. к. не имело достаточно сил и пушек, чтобы взять город приступом. См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 88—91; Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба... С. 183—185.
56
Под началом П. Ф. Басманова в Новгород-Северском находилось 163 сына боярских, 390 казаков, 458 стрельцов и пушкарей и не менее 500 даточных людей, собранных из крестьян дворцовой Комарицкой волости. Войско, состоявшее из Государева двора, подошло к Новгород-Северскому позднее. См.: Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба... С. 183—184.
57
Лжедмитрий I узнал о приближении войска, посланного Борисом Годуновым, 5 декабря 1604 г. Это войско состояло из пяти полков общей численностью около 25 тысяч человек, согласно его сохранившейся росписи, в нем служило 860 русских дворян из Государева двора. Главным воеводой был князь Ф. И. Мстиславский. Решающая битва, в ходе которой войско Бориса Годунова потерпело поражение, состоялась 21 (31) декабря 1604 г. Однако она не означала еще сдачи Новгород-Северского. В начале января 1605 г., после отъезда польских войск из-за неуплаты жалованья, Лжедмитрий вообще был вынужден отступить от Новгород-Северского к Путивлю. См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 91; Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты... С. 199—200; Боярские списки последней четверти XVI—начала XVII вв. и Роспись русского войска 1604 г. / Сост., подг. текста и вступ. статья С. П. Мордовиной и А. Л. Станиславского. М., 1979. Ч. 1. С. 72—81; Ч. 2. С. 1—93; Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба... С. 183—184, 191—195.