Потом пан воевода вышел на крыльцо, и на выходе встретился с ним московский патриарх и духовенство. Патриарх сначала поздоровался с паном воеводой, а затем с его приближенными, также дал им поцеловать крест и благословил. За духовенством вышел царь, его провожали в церковь, держа под обе руки, а перед ним несли золотое яблоко с крестом.[146] Поодаль шел за ним воевода в ту же самую церковь и остановился в боковых церковных дверях, в галерее, внимательно рассматривая обряд. В то время принесли в другую церковь меньшую царскую корону. После богослужения царь сел в галерее и немного поговорил с паном воеводой. Потом пан воевода проводил его в покои, которые хотя и построены из дерева, но, вместе с тем, довольно изысканны и великолепны. На всех дверях засовы с петлями из червонного золота. Зеленые печи, и некоторые наполовину огорожены серебряными решетками.
Побыв там с час, пошли в столовую палату, перед которой стояло в сенях очень много золотой и серебряной посуды. Между нею было также семь серебряных бочек, наподобие сельдяных, стянутых золочеными обручами. Столовая посуда также вся из золота, а обычная — из серебра, как-то: рукомойники, ванночки, которых стояло очень много. Столовая изба была обита персидской голубой материей, карнизы же около двери и около окон парчовые. Трон царский покрыт материей, вытканной золотыми полосами, стол перед ним серебряный, прикрытый скатертью, вышитой золотом. За ним сидел только сам царь. Другой стол — по левую руку, а за тем сидели пан воевода и его приближенные, третий же стол стоял возле второго, напротив царя. Там нас, слуг, посадили вперемежку с “москвой”, которая нас потчевала. Тарелок нам не дали, только четыре — для панов, и то еще царь сказал, что делает это не по обычаю. По правую руку от царя сидели сенаторы, которых там зовут думными панами. Воды не давали, но стояла там одна большая труба, серебряная с позолотою, в высоту с мужика, а около нее медные тазы, поставленные вокруг один над другим, в которые сверху брызгала кипящая вода.[147] Однако рук никто не мыл. В избе стоял буфет, наполненный посудой — больше золотой, нежели серебряной, и установлено ею было все под самый верх. В этом причудливом буфете — львы, драконы, единороги, олени, грифы, ящерицы, кони и другие бокалы, дивные и большие.
Затем принесли кушанья, разную рыбу, потому что была пятница.[148] Сперва уставили стол блюдами из одного кушанья, то есть так, чтобы блюдо от блюда отстояло на локоть. А когда унесли их, то другие так же поставили. Хлеба не положили, но когда сели, каждому от царя разнесли по обычаю по большому куску белого хлеба, из которого мы себе и должны были сделать тарелки. Так тянулся этот обед несколько часов. Носили на столы очень много разнообразных вкусных пирогов, и все на золоте. Что касается питья, то сперва пил царь за пана воеводу, затем за его приближенных, а потом также нам всем подали “царское пожалование”, то есть по чарке вина. Затем различных сортов меда, выдержанного пива — что кому любо было, в великом множестве, и все ставили на золоте. Прислуга у царского стола отправляет службу по-простому, без поклонов, и чашничие, которых здесь зовут стольниками,[149] даже не снимали шапок, а только наклоняли голову. В середине обеда пан воевода почувствовал себя плохо и удалился в царский дворец, в который не пустили никого, кроме двух мальчиков-слуг.
В разгар обеда пришли лапландцы,[150] около двадцати человек, все с луками. Эти лапландцы — народ, земля которого лежит в сторону Индии, в сторону Ледовитого океана. Они ездят на оленях и платят дань московскому царю. Каждый, который в состоянии владеть секирою, обязан платить оброк за себя по десять соболей. Эту-то дань тогда и привезли царю. Они едят сырыми как рыбу, так и мясо.
У них нет никакой веры, только Солнцу, Луне, Дереву, Медведю поклоняются, что кому нравится, тот то и хвалит. Жен себе покупают, то есть купят смолоду малолетних девушек и ждут до тех пор, пока они подрастут. Они так далеко находятся от Москвы, что целый год до них нужно ехать. Домов у них также никаких нет, только, пожив на одном месте в пустыне несколько недель, переселяются снова с этого места на другое за несколько десятков миль. И так живут, пока опять куда-нибудь не переселятся. Их обычное развлечение — стрельба из лука в зверей, на это они, между прочим, и живут.[151]
149
В стольниках служили молодые дворяне из наиболее привилегированных родов. В Польше чашничие — слуги при столе короля.
150
Лапландцы (лопари, “дикая лопь”, саамы) — жители Кольского полуострова, берегов Северного Ледовитого океана, чьи земли с XVI в. располагались между Норвегией и Россией. “Лопскую землю” в грамотах Ивана Грозного называли “изначала нашей отчиной Новгородским уездом”. Лопари платили в XVII в. двойную дань: русским и датчанам, хотя русские власти вели борьбу против датских данщиков. Интересны географические представления автора “Дневника”, типичные для средневековья. В издании Н. Г. Устрялова ошибка: “японцы” вместо “лапландцы” (польск.: Laponowie). См.: Харузин Н. Русские лопари. М., 1890; Очерки истории СССР: Период феодализма. XVII век. М., 1955. С. 772—773; Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. С. 274—275.
151
Сообщение о лапландцах (лопарях) показывает, что автор пользовался устными рассказами и записал это уникальное свидетельство “из первых рук”.