Дня 25. Ночлег за царским селом Даниловым, в 6 милях. В этом лагере одна из наших женщин слегла, из-за чего должна была остаться, но на следующий день нас догнала.
Дня 26. Ночлег после очень плохой дороги в яме, в 6 милях. А ямом называют каждое село, в котором меняют подводы. Порядок же такой, что за один час представят несколько сот подвод. Но это из-за необыкновенной жестокости, с которой относятся к мужикам, ибо, когда замешкаются, то их карают: поставят рядом всех мужиков и, зайдя с конца, три человека палками по три раза ударяют каждый своего мужика и стегают их бичом по ногам. А обойдя ряд, снова то же повторяют, до тех пор, пока не будет подвод. В той дороге сопровождающие изображали перед крестьянами, что нас пленили на войне. Но они этому не верили, видя, что мы идем с оружием.
Дня 27. Ночлег также милях в 6, в яме.
Дня 28. В 8 милях встали лагерем у реки Оркши.
Дня 29. В 4 милях встали лагерем под Вологдой. Там советовались мы между собою, особенно по поводу того, что, как нам сказали, вологжане нас в город свой принимать не хотели.
Дня 30. После долгих препирательств с нашими приставами здешний воевода[343] приказал нас все-таки проводить до назначенных дворов. Но мы не хотели идти, требуя, чтобы несколько наших поехали вперед и осмотрели их, и расписали квартиры. Когда они не захотели позволить этого, мы решили настоять на своем и отказались ехать, расположившись лагерем там, где остановились. Только узнав об этом, они позволили сделать, как мы требовали.
Получив разрешение, поехало четверо наших вперед и распределило квартиры на трех дворах, которые располагались поодаль от города, в отдельной слободе. Один двор построен был и обнесен таким высоким забором, что только небо да земля, на которой он стоит, видны были. Возле него два двора, взятые у их хозяев. Итак, въезжали все мы неохотно. На первом дворе прежде наши жили, которых от нас из Ярославля забрали, а перед нашим приездом выслали отсюда в Устюжну Железопольскую. Немало их предалось на царское имя, а именно: князь Воронецкий, Солтан Старший, Добецкий, Домарацкий, портной Папроцкий, которого взяли в столичный город Москву для писания писем, других имен мы не знали. Этих под присмотром приставов там же держали, давая им кормовых денег в день по копейке, то есть по грошу.[344] Из их числа двое к нам убежали, а двух догнали (как передавали) и посадили под стражу.
Положение наше в Вологде было таково: город тот несравнимо меньше и, несомненно, гораздо хуже, чем Ярославль. Крепость расположена отдельно, обороноспособность ее не может сравниться с той, что описана в Космографии.[345] Город окружен стеной, но недостроенной и не пригодной для защиты. Стену эту, как слышно было, строили наши поляки, которых взяли в плен на войне. Было их 400 человек. Но всех их до одного потом убили за то только, что они пару телят съели. Вскоре после этого часть города сгорела, и жители написали жалобу на них царю, утверждая, что это явно их Бог покарал за воровской поступок. Услышав о том, разгневанный царь приказал своим приговором перебить пленников.
Река Вологда невелика, течет под городом. От нее кругом идет овраг, который окружает другую сторону города, воду, текущую в том овраге, называют Золотухой. Поселение расположено в такой низине, что едва заступом, раз или два, ударишь по земле, сразу появляется вода.
Раздел 7
Июль
Дня 1. От самого пристава (помимо других вестников) пришло секретное известие, что город Ярославль взят.[346] А случилось это по той причине, что, когда один из наших сказал в его присутствии, что понимает дело, пристав, поверив ему, стал тщательно расспрашивать и осведомляться у него об отдельных вещах. Некоторые из них он угадал, так как его уже известили его секретари, упомянул также мимоходом о Ярославле, говоря, что “видел я, как ему худо приходится”. И после этого пристав рассказал ему, когда и как взяли город. Однако же мы этому не поверили, хорошо зная об их изощренном коварстве в поступках и речах, а потому не придавали значения этой вести. Гораздо больше беспокоились мы о еде, когда нам ее не давали.
Когда пристав наш напомнил об этом, воевода сказал ему, что “и без „литвы“ здесь хватало забот, привезли нам ересь и разврат”. Мы же передали приставам: “Либо дайте нашу пищу, либо отправьте назад, либо объявите, что собираетесь с нами делать. Ибо мы не собираемся здесь терпеть голод, а лучше умрем в борьбе с неприятелем”.
343
В 1608 г. вологодским воеводой был Никита Михайлович Пушкин. Имя его встречается в разрядных книгах с 1570 г., служил в опричнине. В боярском списке 1588/89 г. записан среди московских дворян. В 1603 г. был на воеводстве в Сибири, в начале царствования Василия Шуйского находился в Москве. См.: ААЭ. Т. 2. № 88. С. 180; РК 1475—1598 гг. С. 236; РК 1559—1605 гг. С. 67, 344; Боярские списки... Ч. 1. С. 96, 128, 184, 257; Шепелев И. С. Освободительная и классовая борьба... С. 203—206.
344
В XVII в. в России копейка была основной монетной единицей, средний вес копейки равнялся 66 г, одна копейка была равна двум деньгам и четырем полушкам. Автор “Дневника” пытается определить соответствие копейки польским деньгам. См.: Каменцева Е. И., Устюгов Н. В. Русская метрология. 2-е изд. М., 1975. С
345
Космография — сборник историко-географического характера, содержащий описание различных земель. Возможно, автор “Дневника” имеет в виду труд немецкого ученого С. Мюнстера “Всеобщая космография” (1544 г.).