Дня 2. Они оправдывались, говоря нам, что это “не наша вина, а здешнего воеводы, который не слушается царя, и пищу не дает, и с нами ссорится. Поэтому мы немедленно напишем и доложим государю нашему. И вы напишите свою челобитную и пожалуйтесь на него”.
Дня 3. Отправили мы тогда челобитную в столичный город Москву. С этой челобитной приставы послали тайно на своих лошадях одного стрельца, наказав ему не менять лошадей вплоть до третьего яма. Воевода, узнав обо всем, приказал догнать того гонца, но его не сумели настигнуть.
Дня 4. Заняв деньги у архиепископа,[347] выдали нам положенную пищу и уплатили за задержанную. Также и воевода приступил к переговорам с нами.
Дня 5. Невеселое известие дошло до нас, будто бы царицу, сам-друг только, везли из Москвы в Сибирь. Были и иные печальные слухи, которые дошли до нас еще в Ярославле (как говорилось об этом 17 числа). То есть будто бы пана воеводу и других панов, каждого в тюрьму отдельно посадили. Слуг их — одних побили, а других ранили. И тем печальнее было слышать об этих новостях, что нам называли подлинные имена. Причина состояла якобы в том, что пан воевода, вместе с паном послом, сносились письмами с ворами.[348] Это дошло до царя, когда один из посольских комнатных слуг, достав те письма, предался на царское имя (и выдал все их секреты). Царь приказал сперва схватить бояр, через которых это было сделано, посадить их на кол, мучить etc. Потом, когда дело дошло до пана воеводы, он защищался на своем дворе, имея при себе кого-то из “москвы”. Итак, одни были убиты, а другие, тяжело раненные, едва остались живы. Мы рассказам не верили, считая, что они сообщают нам это для того, чтобы держать нас в страхе. Потому что они сильно опасались, чтобы мы им чего-нибудь не сделали. А особенно по той причине, что они видели около нас сильную стражу и что нас было 160 человек.
Дня 6. Прибыл гонец, но с чем, этого мы не знали, только догадались по москалям, что им как-то несладко было и что они заметно носы повесили. Даже и в общих разговорах невеселы были их лица. Наверняка, если бы было что-то утешительное, его бы не таили. Пищу нам отпускали своим порядком каждый день.
Дня 8. Говорили, что те, которые столичный город Москву осадили, соединились. Срок осажденным положили до четырех недель, говоря, что “если до тех пор не сдадитесь, то с женами и детьми вашими всех вас совершенно истребим”.
Дня 10. Предостерегли нас, что здешний воевода “с того дня, как вы приехали, всяческими ухищрениями хочет забрать у вас оружие. И чтобы успешно исполнить это, он распорядился всей черни приготовиться с пушками и вас устрашить”.
Дня 12. Рассказали нам, что в Ярославль привезли 300 посольских людей на те самые дворы, на которых мы жили, чему другие не советовали верить.
В тот же день умер Адам, егерь пана воеводы, и был похоронен в могиле над рекой, называющейся Золотуха, которая прокопана кругом от реки Вологды.
Дня 13. Так как там все праздники римские привыкли умалять, приказали и в Пасху работать, как в обычный день. В воскресенье утром мужики вышли на работу, чтобы поставить забор около наших дворов, которые до тех пор еще не были обнесены оградой. Но работы все-таки в тот день не было, ибо молния ударила в угол церкви. Мужики, испугавшись, убежали и не работали в тот день.
Дня 15. Пришли известия, что “москвы” в одной битве убито до 2000, в другом же месте, где-то у переправы, “москва” захватила врасплох казаков и перебила их до 1000 человек. По этой причине здешнему архиепископу приказано служить молебен со всем миром. Потому что воры разбиты.
Дня 22. Приехал из Ярославля Иван дьяк, бывший у нас прежде приставом, лишь с его приездом мы узнали, что нам лгали о взятии Ярославля. Таким образом, по приезде его, уехал от нас Третьяк, староста ярославский, который вместо него был у нас приставом.
Дня 24. Прибыл гонец, который сообщил слухи о том, что “уже соглашение с „литвой“ состоялось, а прежние послы, заключив перемирие на пять лет, выехали из столичного города Москвы в Литовскую землю” и что “теперь „литву“ будут свозить из крепостей, а как скоро всех соберут, тогда с воеводой и со всеми другими вышлют их за границу”.[349] Правда ли то, неправда ли, об этом ведает сам Господь Бог.
Дня 28. Приехал другой гонец с теми же самыми известиями, говоря, что “уже с „литвой“ мир, меня послали за „литвой“ на Белое озеро, а сюда, со дня на день, другой гонец будет, прошу, не сомневаясь, готовить подводы”. Этим речам нам еще не очень хотелось верить.
348
В нашей рукописи сказано “с волохами” (wolochami), т. е. жителями Молдавского государства, но из контекста “Дневника” можно понять, что речь идет о переписке с “ворами” — сторонниками Лжедмитрия II. В публикации А. Гиршберга правильное чтение — “z wormi”.
349
Договорная запись послов о заключении перемирия была подписана 15 (25) июля 1608 г. В соответствии с дипломатическими документами срок перемирия устанавливался на три года 11 месяцев, начиная с 20 (30) июля 1608 г., по заключенному соглашению задержанные в Московском государстве поляки должны были отправиться в Польшу. Отъезд послов из Москвы состоялся в начале августа 1608 г. См.: Сб. РИО. Т. 137. С. 684—686, 698—719.