овсю светило солнце; начинался новый день, сулящий нам что угодно, кроме тихой спокойной жизни. Я вспомнил фразу, приписываемую Генри Форду на заре развития автомобилестроения: "Вы можете получить "Форд-Т" любого цвета ― при условии, что этот цвет будет будет черным". Понимаемые в широком смысле, эти слова чертовски хорошо подходили к сегодняшним дням ― вы можете рассчитывать на любые события, кроме хороших. Мы наскоро позавтракали консервами. Во время завтрака Слава закончил свое повествование, благо, рассказывать оставалось немного. После разгрома госпиталя он впал в ступор, лишившись основного мотива, заставлявшего его действовать ― мести. Какие-то колеса на небесах повернулись и преступники понесли заслуженное, хотя и неожиданное наказание; но Слава не имел к этому никакого отношения и не знал теперь, что делать дальше. Ему очень помог Валентин Иванович; он не докучал разговорами, а просто был рядом все это время и оказывал таким образом безмолвную поддержку. Когда Слава немного пришел в себя, перед ними встал коренной русский вопрос ― что делать? Точнее, что делать дальше? Они решили уходить. Для Славы это место стало насиженным и обжитым, однако он по понятным причинам не испытывал к нему привязанности. С ним был связан сплошной негатив: сначала предательство шефа, потом жестокая бесчеловечная мясорубка и все прочее, что затем последовало. Валентин Иванович, как человека пришлого, ничто здесь не держало. Они уже собрались и были готовы уходить, сами не зная, куда, но жизнь перечеркнула их планы. На них свалилась неожиданная обуза: в подвале одного из домов неподалеку обнаружилась девушка. Она была живая, но в очень плохом состоянии, больная и изможденная. С огромным трудом и не сразу Слава узнал ее. Все соседи звали ее Машей, она появилась в коттеджном поселке за год до эпидемии. Маша приехала из Англии и работала гувернанткой в семье крупного бизнесмена, чей дом стоял через два участка от дома славиного шефа. Каким-то немыслимым чудом ей удалось выжить в одиночку. Машин работодатель бросил ее и еще трех человек из прислуги на произвол судьбы; все они погибли, кроме Маши, она успела забежать в подвал и закрыться. Все это время она пряталась там, питаясь чуть ли не кошачьим кормом и слизывая капли воды с протекающей трубы отопительного котла. Подвал имел зарешеченное окошко, через которое она наблюдала происходящие вокруг ужасные события, отчего желание выходить наружу пропало у нее совсем. Но однажды течь в котле прекратилась ― должно быть, вся вода вытекла ― и ей поневоле пришлось выбираться на свет божий. Маша так ослабела, что почти не могла ходить. Мучимая жаждой, она с трудом выползла из своего убежища и в бессилии лежала на лужайке перед домом, где ее случайно нашел Валентин Иванович. От пережитого Маша напрочь утратила способность говорить и понимать по-русски, хотя Слава отлично помнил, как бойко, хотя и не всегда правильно, она болтала с ним раньше. Когда-то она была веселой и общительной девушкой, но теперь перед ними лежал бледный, едва дышащий живой скелет. Бросить ее Слава не мог, взять с собой тоже не было никакой возможности. Выбора не оставалось: им пришлось отложить уход, чтобы попытаться спасти Машу и не позволить ей умереть. Шли дни и недели, девушка медленно приходила в себя. Свежий воздух, относительно хорошее ― с учетом обстоятельств ― питание и забота, которой Слава с Валентином окружили ее, постепенно делали свое дело. Слава даже раздобыл где-то шприцы и витамины в капсулах, лично разработал курс лечения и регулярно делал ей уколы. Он словно пытался заглушить этим чувство вины ― вины за то, что не смог уберечь от гибели детей. Хотя Слава не был непосредственно виноват в их смерти, так как отсутствовал и не мог предотвратить произошедшее, он все равно принимал ее на свой счет, ибо полагал, что обязан был предвидеть нападение госпитальеров. Раньше его отвлекала от тяжелых мыслей подготовка к мести, теперь ― хлопоты о Маше. Валентин Иванович, как выяснилось, неплохо владел английским. Он был мидовским пенсионером и когда-то немало поездил по свету. Удивительно, что одно из самых бесполезных в новом мире умений ― знание иностранного языка ― неожиданно оказалось востребованным. Он сумел разговорить Машу и приобрел ее доверие; они проводили долгие часы в разговорах, смысл которых Слава не понимал и обижался. Валентин же, будучи человеком тактичным, вкратце передавал Славе содержание их бесед. Иногда они общались втроем, в этом случае Валентин Иванович выступал в роли переводчика. Слава надеялся, что к ней постепенно вернется знание русского, но этого не происходило. В ее сознании словно возник блок, перекрывший доступ к ранее активному речевому навыку. Тем не менее, хорошо было уже то, что она вообще говорила, пусть и на английском. Маша рассказала им, как перед самым началом пандемии отправилась в двухнедельный отпуск на родину, в Англию. Когда она вылетала из Москвы, ничто еще не предвещало беды. Первые случаи заражения начались, как тогда полагали, в США и быстро распространились оттуда по всему миру. Благодаря системе трансатлантических авиаперелетов Великобритания пострадала одной из первых. Когда Машин отпуск заканчивался, в стране уже вовсю бушевали беспорядки; правительство намеревалось ввести военное положение и карантин. Маша сочла, что будет спокойнее пережить неприятности вдали от дома, в далекой России, тем более что формально она должна была явиться на работу в срок. Родители, у которых она жила, тоже убеждали ее уехать и буквально силой отвезли на вокзал. У нее оставалось еще несколько дней отпуска; она решила воспользоваться этим и по пути навестить своих друзей во Франции. По какой-то причине удобнее было ехать поездом через Ла-Манш, а не лететь самолетом. Маша успела на один из последних рейсов на материк. Она рассказала, что поезд уже отходил от платформы, когда начались паника и хаос; ее родители исчезли в толпе. Экспресс ушел вне расписания, машинисты решили спасать себя и пассажиров и поехали, не дожидаясь разрешения диспетчера. Поезд увозил ее; со слезами на глазах она смотрела в окно, еще не зная, что никогда больше не увидит родителей и свою страну. Состав уезжал, а вслед ему, как в фильме ужасов, прямо по рельсам бежали зомби, их были десятки или даже сотни. Сразу после этого тоннель перекрыли, всякое сообщение было прекращено. Ее поезд оказался последним, успевшим проскочить ― благодаря самоуправству машинистов. Что поразило ее больше всего: власти перекрыли тоннель под проливом, но самолеты продолжали летать, стремительно разнося инфекцию по всей Европе и дальше. Встреча с друзьями сорвалась; Маша успела добраться до аэропорта Орли и вылетела в Россию. Здесь царило сдержанное спокойствие ― пока. С подачи официальных СМИ считалось, что приключившаяся беда касается только стран Запада, а мы пересидим ее в безопасности. В аэропорту Машу встретил присланный работодателем шофер. Он отвез ее в загородный дом, сказав, что хозяин в отъезде, но должен вот-вот вернуться. Его семьи там тоже не было, их мобильные телефоны не отвечали. Она провела в ожидании несколько дней, а потом начались события, о которых Слава рассказывал мне ночью. В настоящий момент, кроме Славы, Валентина Ивановича и Маши, в состав маленького отряда входили еще двое человек. Слава сказал, что познакомит меня с Валентином и тот расскажет свою историю сам ― при этом он многозначительно посмотрел на меня. Я не знал, что отвечать на это, и выжидательно молчал. Слава мялся и явно не решался продолжать. Потом он все же заговорил. Он, кажется, упоминал, что эти двое, о которых он еще ничего не рассказывал, вызывают у него сильное беспокойство. Они появились через месяц после Маши; пришли сами и попросили принять их в отряд. Старшему было на вид за шестьдесят, второму ― тридцать с небольшим. Славе они сразу не понравились, но он не нашел причины прогнать их сходу, а потом это было уже непросто сделать ― они познакомились, возникли пусть слегка натянутые, но все же отношения. В этом случае людей просто так на улицу уже не вышвырнешь. Я спросил Славу, чем именно эта парочка ему не понравилась. Он не ответил и продолжил говорить о них. Они держались особняком и общались в основном между собой, словно их связывала какая-то тайна. Иногда казалось, что они ― отец и сын, хотя внешне они совсем не походили друг на друга и, возможно даже, принадлежали к разным национальностям ― старший был белым, а в молодом человеке угадывалась примесь южной крови. "Но ведь все это ― не преступление?" ― спросил я Славу напрямик. Он запнулся, а потом сказал, наконец, в чем дело. Слава подозревал, что они были из госпиталя; скорее всего, при разгроме им удалось сбежать; или в ту гибельную для их общины ночь они отсутствовали, бродя по брошенным поселкам в поисках добычи. Теперь, осознав свою неспособность выжить самостоятельно, они хотят примкнуть к кому-нибудь; а может, специально спланировали внедрится в славин отряд, чтобы, усыпив его внимание, однажды ночью убить всех и завладеть убежищем, запасом продуктов и снаряжением. Прямых доказательств у Славы не было; но на это, по его мнению, указывали множество мелких признаков: непонятный жаргон, на котором эти двое разговаривали друг с другом; уголовные та