***
Странности нарастают. Я обнаружил, что могу воспринимать себя находящимся одновременно в разных местах и даже в разных временах! Например, часть меня лежит в этой комнате на кровати; другая часть в этот же самый момент пребывает в другом городе, причем в прошлом ― именно тогда, когда я в нем жил. Меня словно размазало в пространстве-времени. Признаюсь, ощущение очень занятное и ни на что не похожее. Я попробовал перемещаться в разные эпизоды своей жизни и у меня легко получилось! Это не работа памяти ― я действительно переживаю эти моменты так реально, словно они происходят сейчас; и они на самом деле происходят сейчас, хотя и относятся к далекому прошлому. Это еще одна вещь, которую я не в силах объяснить. Ведомый любопытством, я захотел побывать не только в прошлом, но и в будущем. Яркий солнечный день; я бреду куда-то, держа в руках бронзового ангела, и вдруг весь мир переворачивается и гаснет. Вместо солнечного света ― заполненная звездами чернота космоса. Они начинают вращаться и я исчезаю в этом вращении. Последнее, что я испытал перед тем, как окончательно исчезнуть ― бесконечный, всепоглощающий покой. Это было чувство, превосходящее любое доступное человеку счастье. Если бы мне пришлось определить его одним словом, я назвал бы его... удовлетворением. Вдохновленный этим видением, я решил пойти в своих опытах еще дальше и узнать что-нибудь о своих друзьях, оставшихся в убежище. Скажу заранее ― мне это удалось; подробности постараюсь написать завтра. Какое смешное слово: "завтра". ***
Обещанные подробности. Сначала я захотел узнать, что мои друзья делают в данный момент. На меня обрушился поток видений, в которых я едва не утонул. Смысла в воспринятом было не много, однако общее ощущение таково, что у них после моего ухода ничего не изменилось. Маша все так же болеет, Фролов хлопочет около нее; Слава бродит где-то, изнывая от нетерпеливого желания поскорее отправиться в путь. Тогда я подумал, что нужно сосредоточиться на ком-то одном из них и выбрал для начала Фролова. Сначала мелькали непонятные картины, относящиеся, видимо, к его прошлому. Потом поток образов замедлился, почти остановившись ― так действуют мои попытки сфокусировать восприятие. Я "увидел", как он встречает свою жену на пригородной станции. Прибывает электричка из города, в ней множество укушенных, раненых и забрызганных кровью людей; бедолаги еще не знают, какая страшная судьба им уготована. Когда двери открылись и люди начали выходить, укушенные стали превращаться и нападать на живых. На его жену набросились; Фролов пытается защитить ее и его кусают в предплечье. Все в точности так, как он рассказывал. Затем я "увидел" вирус в его крови. После ранения он стремительно распространился по всему телу, но по непонятной причине не стал активным, а пребывал в латентном, словно спящем состоянии. Он даже отсвечивал не как обычно, ― цветом тьмы, ― а едва заметным темно-серым сиянием. В таком виде он еще больше напоминал споры плесени. Из рассказа Фролова следовало, что утром в комнату его жены проник зомби и укусил ее; от этого она обратилась и он был вынужден ее убить. Теперь я знаю, что это не так ― я увидел, что он сам заразил ее! Разумеется, не специально ― тогда еще ничего не знали о способах передачи инфекции. Они провели вместе ночь. Жена была слаба здоровьем и вирусу хватило одной ночи, чтобы завладеть ею. Наутро Фролов проснулся и обнаружил в своей постели живого мертвеца. Остальная часть его рассказа была правдой ― он сумел убить ее и убежал из пансионата. Еще я увидел, что сейчас он спит с Машей ― они действительно любовники ― и вирус уже передался ей, но пока не действует в полную силу. Она обречена, причем Фролов знает об этом; знает, что станет виновником ее смерти, но не может ничего с собой поделать. Он слишком увлечен ею, чтобы думать о последствиях. Странно, но то, что я увидел, никак не затронуло меня. Оставась в глубине своей души человеком, я должен был бы переживать за друзей: расстроиться из-за обмана Фролова, испугаться угрожающей Славе опасности или грустить о жуткой участи, ожидающей Машу ― но все во мне осталось спокойным и равнодушным. Я всегда был очень чувствительным, а сейчас словно погрузился в анабиоз. Значит, эмоциональная сфера разделила судьбу прочих систем моего организма*. Я даже не успел заметить, когда это случилось. Интересно, как все происходит: сначала отказало тело, теперь настал черед психики ― будто меня, словно робота, отключают по частям.
***
Мне захотелось узнать их ближайшее будущее. Сначала Фролов. Я увидел его у окна столовой с автоматом в руках. Приседая, он прячется от пуль; стреляют снаружи. Рядом с ним Маша, он пытается спасти ее. Но ― поздно, враги уже в здании. Они поднялись по лестнице и заполнили коридор ― тот самый, где я убил двух уголовников. Фролов хочет защитить Машу: он стреляет в них, они стреляют в ответ; он падает, сраженный насмерть пулями в грудь. Потом я увидел Машу. Она в полутемном подвале, тусклая лампочка светит ей прямо в лицо. Я вижу, что это лицо зомби ― вирус пожрал ее, она окончательно превратилась в мертвеца: землистая кожа, уродливо искаженные черты, бессмысленные глаза, полные яростной злобы. Сквозь изломанные губы вырываются глухое рычание и вой. Она сидит в кресле, крепко привязанная ремнями. Вокруг нее какие-то люди; они стоят во тьме и я не могу их рассмотреть. Затем Слава. Сначала я решил, что не хочу видеть его смерть; но любопытство взяло верх и мне захотелось узнать, что ждет его впереди. Я увидел, как он сломя голову мчится через лес; вслед ему, сбивая ветки, свистят пули. Слышен лай собак, выстрелы и крики преследователей. Он отрывается и пытается сбить их со следа; прячась по оврагам, уходит все дальше вглубь леса. Вскоре крики и лай стихают, только редкие пули с глухим стуком впиваются в стволы деревьев над его головой. Наконец, он оторвался от погони, переплыв речку; и теперь лежит, обессиленный, на траве, глядя на пушистые облака, проплывающие в бездонном синем небе. Я понял, что ему удалось уцелеть в грядущей передряге. Что же ожидает его дальше? Я догадался, что вижу далекое будущее. Скалистый берег моря, покрытые галькой пустые пляжи на много километров вокруг. Над обрывом висит маленький, словно игрушечный, замок из серого камня. Ялта? Над крышей замка хлопает на ветру красный флаг. Я вижу серп и молот на нем ― это флаг СССР. Ветер доносит обрывки какой-то песни, льющейся из стоящих в окнах замка огромных колонок. С трудом разбирая слова, я узнаю старую песню Аллы Пугачевой. Дорога, ведущая к замку, перегорожена. Это похоже на блокпост: домик-коробка из бетонных блоков, из окна торчит пулемет; рядом с домиком стоит танк стволом к дороге. Все подходы к замку опутаны колючей проволокой, оставлен лишь небольшой проход между танком и домиком; его перегораживают сваренные из стальных прутьев ворота. Сидя верхом на танке, несколько обвешанных оружием молодых ребят весело болтают о чем-то, смеясь и подшучивая друг над другом. Я не могу разобрать их разговор, слышны лишь прерывающие его время от времени взрывы хохота. Потом я вижу внутренние помещения замка. Он заполнен людьми: мужчины и женщины, они заняты какими-то делами; некоторые отдыхают. В замке много детей, их голоса слышны повсюду. Приглядываясь, я понимаю, что многие из них чем-то неуловимо похожи друг на друга. Я догадываюсь, что вижу большую семью: все эти люди ― родственники: сестры, братья, дети, дяди и тети, тести, тещи, шурины и девери. Это даже больше, чем семья ― тесно сплоченное племя, состоящее из близких друг другу людей. Наконец, я вижу другую сторону замка, скрытую от дороги. Под тенистым навесом стоит мягкий диван с видом на море. На нем удобно устроился седой, как лунь, пузатый старичок с усами; на его коленях, свернувшись, спит кот. Одной рукой старик гладит кота; другой держит трубку, которую иногда осторожно, чтобы не потревожить кота, вставляет в рот, удерживает ненадолго и извлекает обратно; потом выпускает густые клубы дыма и ветер тут же уносит их прочь. Вокруг дивана бегают друг за дружкой двое сорванцов; старик смотрит на них с умилением. Я понимаю, что он ― патриарх, глава семьи и хозяин всего вокруг. Я вглядываюсь в его лицо и узнаю своего друга ― это Слава. Прошедший через ад, перенесший немыслимые ужасы, состарившийся ― но нашедший, в конце концов, свое счастье.