Зато милая моя шустра и подвижна за двоих. Заботится Тенго даже чрезмерно, но, глядя на её старания, я порой грущу о потере человеческого облика. Неужели я обречён прожить остаток жизни среди её диких примитивных соплеменников? Чем мне там заниматься? Я не терял надежду: пусть детёныши вылупятся, а уж тогда попробую заняться поиском антидота. Не просто так я взял с собой реактивы, центрифугу и малый портативный анализатор в водонепроницаемых пакетах. Вдруг подходящие материалы найдутся?
Думаю, я понял, почему с Паркинсоном случилось то, что случилось, и почему такого не произошло со мной.
Во-первых, из всех нас он получил наибольшее количество сыворотки. Во-вторых, он отхватил её в чистом виде. В-третьих, он изначально был больным и дурковатым. Однако, сперва сыворотку получила Тенго, значит, на игле осталась её кровь, которую уже я получил совместно с сывороткой. Поранься я не иглой, а куском стекла, к примеру — стал бы подобием Макса. Милая называла его больным братцем, а сыворотку — пиявкиным ядом.
Но у Тенго, кажется, есть собственные адаптанты, которые поладили с прионами препарата самым позитивным образом, усилили её собственную адаптацию и улучшили гомеостаз. Кто из невольных «подопытных» выиграл — так это она. Обрела зубы, усилила электромагнитный импульс, сперва я думал, что зачатки телепатии тоже появились, потом отнёс дополнительные некие способности, в частности, угадывание слов, к тем же усиленным процессам в коре головного мозга. Намедни поразила меня тем, что собрала статическое электричество и трансформировала в электрический разряд, по её уверениям, такими способностями владели воины древности, так что моя глупенькая жена теперь воин. Обосраться. Жаль, не вышло обследовать Тенго подробнее, когда была возможность. А теперь её и нет.
Что же вышло со мной? Вследствие отсутствия лаборатории могу лишь предполагать. Скорее всего, прионы крови Тенго определили меня как самца, а прионы выделенной сыворотки адаптировали к потребностям вакантной половозрелой самки в зоне доступа, а затем и к яйценоству, которое, в свою очередь, ускорило метаморфозу. Потому что яйца ДЕЙСТВУЮТ НА МЕНЯ САМЫМ СТРАННЫМ ОБРАЗОМ! Я не шучу и не преувеличиваю.
С одной стороны они реально мешают передвигаться, сковывая движения и прыжки, также по утрам меня всё ещё тошнит. Но с другой — вбрасывают в кровеносное русло эндорфины, потому что мне приятно их наличие и, вдвойне приятно при поглаживании. Чёрт побери, да я с ними счастлив! Я люблю мои яйца всем сердцем! Всё идёт естественно — до безобразия, и это порядком пугает.
В пути у нас времени много, а милая моя говорлива чрезмерно, если не запретить ей трещать, без устали выкладывает свои представления о мире и делится подробностями жизни своего народца, при всей примитивности, довольно-таки разумного, пусть у них нет ни письменности, ни технического прогресса.
— Я хочу пройтись в тишине вон до той скалы, — порою просил я, и Тенго убегала вперёд, чтоб добраться первой.
— Да ты что, я молчунья! — обижено говорила она оттуда. — Самка должна кричать чем погромче и почаще, чтобы все её услышали, быть голосистой и уметь постоять за себя и мужа, самая голосистая на старости войдёт в совет старейшин! Моя сестрица — так непременно, её никто перекричать не может!
Дорогой дневник, кажется, мне повезло, ведь рыбаки могли поймать её сестрицу…
— А самцы в совете есть? — спросил я, потому что не совсем понимал, к чему готовиться.
— Это самый почётный яйценосей общины! — как нечто разумеющееся сказала милая и выпучила глазки. — А иногда ещё шаман, если он самец.
На ночлег мы устроились в валежнике — во время урагана могучая сосна рухнула с корнями, теперь они топорщились во все стороны, словно щупальца, готовые схватить добычу. Под ними прятался лаз в глинистую полость, глубокую, прохладную и сухую. Я потыкал туда палкой, но никто не выскочил.
— Здесь безопасно, — сказала Тенго, зажмурившись и оглядевшись своим сканером, как умел их народец.
Мы залезли под сосну и как-то сразу нашли в глине отличных червей, светло-розовых, сочных и лёгких, буквально проскальзывающих между губами. В последний раз с таким удовольствием я кушал бургер-терияки в KFC. Уверяю, дорогой дневник, черви были не хуже, и я вмолол какое-то дурное количество, пока не понял, что, в принципе, сыт.
Когда совсем стемнело, я заткнул вход рюкзаком и улёгся на боковую, такой усталый, что сразу бы уснул, не начни Тенго лизаться. Шубе она уделяла много внимания, если не болтала, то чистилась, и сразу после ужина занялась своей гигиеной, а затем и моей. Вылизала уши снаружи и внутри, морду и лапы, не скрою, было так приятно, что я стал мурчать — горло само по себе издавало низкие рокочущие звуки. Потом грудь, живот, покрытый самой густой шерстью, и ниже, ещё ниже… Вот тут я испугался и стал её отпихивать.