— Подожди, — говорю. — Там не лижи!
— Чего это ради хранителей? — удивилась. — Это же мои яйца!
— Знаем мы эти штучки! — покивал я. — Сейчас налижешься, тентакль вылезет, прионы тебя знают, куда ты мне яйцо отложишь на этот раз, я и этих ещё не выносил…
Она загудела, смеясь, я тоже немного погудел в знак осторожной шутки, но продолжал опасаться эдакой интимности.
— Какой ты глупый, а я сперва-то думала, что шаман и всё знаешь! — воскликнула Тенго. — Расставь-ка лапы.
И я расставил, дорогой дневник. Отчасти из любопытства, а отчасти — помятуя об отравленных шипах в основании её лап. Я, всё-таки, изнасилован и похищен, дело всякого похищенного — повиноваться… Головка Тенго склонилась к моему паху и шершавый язычок лизнул выпирающие яйца. Срань господня, как же стало хорошо от движений её быстрого и влажного языка! Не знаю, с чем сравнить острые уколы наслаждения и фейерверк прекрасных чувств, с кокаиновым приходом, или прошлогодним человеческим ещё сексом с анилингусом в дорогом массажном салоне? Нет, тот секс даже в подметки не годился моим искромётным ощущениям — я словно в цветущих райских садах очутился. Больше ни о чём не думал, просто мурчал и постанывал, изгибаясь и прижимая её голову к своему паху, а затем крепко обхватил Тенго за спину обеими задними лапами и прижал ещё крепче. Оба яичка напряглись и ещё больше выдвинулись навстречу горячему и влажному, восхитительно-шершавому языку милой, и до кончиков усов накачали меня эндорфином. О, продолжай, дорогая Тенго, не останавливайся, умоляю! Мне хотелось, чтобы это длилось вечно. Однако, вот последняя плёская волна острейшего наслаждения окатила меня всего, и отступила, унося с собою мелкие камни и ракушки, оставляя за собой чистый и гладкий песок спокойствия и довольства.
Мы уснули, свернувшись большим клубком. Дневные мои мечты о Нобелевской премии за открытие адаптанта, о возвращении в социум, цивилизацию и родную среду обитания стали казаться мне нелепой чушью.
Глава 18. Охотник
Шульга ладонью вытер кровь с лица и бороды, пультом врубил приблуду и перевёл дух. Зверь ушёл.
Безголовый майор лежал, широко раскинув руки, одна так и держала стаканчик, накрепко в него вцепившись в последней судороге. Земля под ним напилась щедрого подношения и стала чёрной, на траве дрожали рубиновые брызги. Алексей сидел ближе всех, вот его и окропило. «Чувак помер счастливым, — подумал он. — С чувством победы, в мечтах про орден, с кайфом опостограмившись. Даже испугаться на успел…»
Чего нельзя было сказать о консервах. Дядя Коля стоял смертельно бледный, его нижняя губа мелко тряслась, отчего он походил на огорчённого старого пса, вдруг получившего от хозяина по морде вместо мозговой кости со стола. Тарас сцепил руки и дрожал всем своим крупным телом, бесконечно озираясь по сторонам, рот под вислыми усами приоткрылся. И только Саныч держался норм, стоял у майорского трупа почти такой же, как всегда — нагруженный рюкзаком, с мрачной складкой между мясистым лбом и круглым коротким носом.
— А ну-ка, что тут у нас… — Шульга присел на корточки и пробежался по карманам, положил на землю нож и винтовку, снял наручный комп майора.
Тот был забит барахлом. Довлели кофейные картинки «с добрым утром», трогательные дневные зайцы и украшенные серповидным месяцем «спокойной ночи» от пожилой уже мамы Павлика, мемасики для женщин майора, тупые и маскулинные мемасики для товарищей. В «Действии» нашёлся паспорт, документы на дом, на второй дом, оружие, даже доступ в заповедник. Алексей стал искать скрытые файлы и нашёл папку с порно, в котором превалировали трансы, но вкраплялось и БДСМ.
— Фу, блядь, фу, нечисть, — сказал дядя Коля, приходя в себя. — Нахера ты это смотришь, Петрович?
— Заткнись, — бросил Шульга.
В порнухе пряталась ещё одна папка, та была под паролем и зайти никак не получалось. С отпечатком пальца Шульга справился — просто взял равнодушную, пока ещё тёплую майорскую руку и приложил. Но следом выскочило окошко «введите цифры», и для Алексея всё заканчивалось. Ни одна из придуманных комбинаций не совпала.
— Так, все идёт назад, в колонию, — сказал вернувшийся к жизни Тарас. — Там ксенорешётка.
— В хуёнию, — огрызнулся Алексей. — Ты взял задаток? Нужен и расчёт. Или ты думаешь, что вояки с тебя свой янтарь обратно не стребуют?