— Дурачок, дома любят наши экскременты, они от них… — она запнулась, подбирая слово из моего собственного лексикона. — Кайфуют!
Если б я имел коня — это был бы номер! Если б конь имел меня — я б, наверно, помер! Наши биологи с ума сошли бы от радости, обладай моими знаниями. Однако, судьба обделила их возможностью насрать в рот хищному растению-моллюску, а меня — нет. Я присел над сморщенным анусом и навалил туда от души без ложной скромности — давно терпел. Цефалот покорно сожрал подачку, пожевал морщинистыми губами, и вдруг весь заколдобился, дрожа, а слизкие стенки осветились сотнями огоньков-искорок. Стало совсем светло и почти уютно, если не считать некоторой липкой грязи. Когда-то, ещё в студенчестве, я жил в квартире с кухонькой такого размера — ровно на двоих, плюс тараканы.
Снаружи бушевала стихия: гремел гром, трещал лес, бурлил бешеный поток воды, в который превратился скромный ручеёк, барабанил проливной ливень, но волосатому бутону с телом-амфибией, сидящим глубоко в почве, всё было нипочём, а нам — вместе с ним.
— Кажется, ты нравишься кувшинке больше, чем я! — с восторгом воскликнула Тенго и радостно запрыгала. — Это значит, мне достался домовитый муж, что большая редкость!
Есть нам было нечего, что очень тревожило милую, но, быстро осмотрев наше убежище, она не нашла ничего, пригодного для еды, а нырять в бурлящий поток побоялась.
Мы тщательно вылизали друг другу морды и устроились на живом и мягком, хоть и липком «полу».
— Как вы в них живёте? — спросил я.
— Отлично живём, — Тенго с умным видом покивала милой, усатой головкой. — Будь мы в озере — к нам ходили бы гости и этот дом ещё как подрос бы. Чем больше дакнусов в него испражняется — тем больше кувшинка. А в дом Совета Старейшин мы всей общиной испражняться ходим — так надо. У них огромная многокомнатная кувшинка, очень высокая, с переходами и сильной волной, аж с моря ловит. Такую старейшинам самим не прокормить, помогать приходится. Это обязательно для всех. И остатки рыбы тоже годятся.
Мы помолчали. Я осмысливал услышанное. То, что какие-то ферменты в кале дакнусов особым образом пёрли цефалотов — дело объяснимое, имей я прежние лабораторные возможности, смог бы выяснить, какие именно, но о социальной подоплеке тут же придумал анекдот!
Встречаются два дакнуса.
— Ты откуда? Я вот с яйцами.
— Да срать ходил в Совет Старейшин, налог отнёс.
— И я им срать хотел! Да собственный дом проголодался, жене идти пришлось.
Я загудел — теперь смеяться выходило только так.
— Что? — спросила Тенго.
Анекдот показался забавным и я рассказал, но милая не стала смеяться, кажется, не поняла соли.
— И что? — настойчиво повторила она. — Мы тоже будем срать в Совет, как иначе?
Я чуть не умер от смеха. Тенго не понимала иронии ситуации, зато была рада, что рад я, и мы погудели вместе.
— А губки ползают по стенам и чешут дом, — рассказывала она сонным голосом. — Тогда и чисто, и не пахнет. Садок для рыбы можно вырастить, как ловушку. Это когда просто шишка в полу, а там водичка. Ты поймал форель — и туда. Живая рыба долго хранится. А в другую шишку жевальные камни складываем. А в третью — водоросли. Ну, нам с тобой камни не нужны, у нас с тобой — ы-ы-ы-ы — зубы. И АТ-МО-СФЕРУ создаёт, дышать. Выделяет воздух. А на зиму впадает в спячку с нами вместе, только воздух делает, и сны передаёт по корням.
— Да ладно! — воскликнул я. — Как кино?
Я уже показывал ей видео: музыкальные клипы и эротику, а то не верила, что люди размножаются иначе. Она задумалась.
— Ну да, только лучше, у вас в машине просто смотришь, а во сне — ты словно там. Хорошие сны, без хищников. Прошлой зимой смотрели льды и крабов, так скучно было. А этой зимой хороший сон, про рыб в солёных рифах и морских крыланов, они тоже с яйцами ходят. Так интересно, как птенец вылупится, а родители его кормят!
Она опустила лапку и почесала мои собственные выпирающие твёрдые яйца, отчего по телу мгновенно разлилась волна удовольствия.
— А бывает, губка убежит у кого-то, и давай вредить, — сказала Тенго затем. — Вот, весной, на зарыблении, чья-то потеряшка на икру налезла и много съела. И так уже не первый год! Старейшины сердятся, виновного ищут и ругают. Глаз да глаз за нею нужен. Хорошо, что губки медленные, а то бы рыбу выели.
— А чем ещё вы занимаетесь? — спросил я.
Тенго с радостной готовностью открыла рот, рассказывать, когда в бутон что-то врезалось с грохотом. Тряхнуло сильно, мы даже подпрыгнули с перепугу. Кувшинка закачалась, затрещала глубоко внизу, но выдержала удар и устояла. Тенго зажмурилась и послала ультразвуковую волну во все стороны.