— Мне где-то лечь? — я тормошил дикарку, пытаясь узнать хоть что-то полезное и, не добившись ответа, не сдержался: — Чего ты воешь?! Это мне больно, не тебе!
— Надо к шаманке, здесь нет шаманки, — только и твердила она, что было крайне странно — в нашей удивительной межвидовой паре тупил обычно я, Тенго, наоборот, являла расторопность.
Тогда я испугался настолько, что даже боль отступила.
— Что делает шаманка? — спросил резко.
— Заговаривает детей и отнимает у отца, — последовал ответ, — дальше родители кормят их жирными рыбьими животами, пока на ласту не станут. К полугоду у них зубы выпадут и сами есть начнут, с камнями…
Тенго снова заплакала. Я помолчал.
— Что случится, если не отнять?
— Они будут питаться жиром отца…
Я обмозговал и только теперь понял, что гарантированно сдохну.
— То есть, твои чёртовы дети меня сейчас тупо жрут? — уточнил, как хотелось — с максимальным упрёком.
Получилось жалко — голос дрожал.
— Наши, — робко поправила дикарка. — А у людей разве не так?…
Боги янтарного мира, как же я её возненавидел в тот момент! Тенго немедленно стала для меня средоточием мирового зла, словно была виновна в падении метеорита, грозе и наводнении. Только в метаморфозе был виноват уёбок Паркинсон. Проклиная роковую невезучесть, я взвыл от нового приступа боли — чудовища, которых я выносил, прогрызали себе путь не наружу, а в чрево, к нутряному жирку… О, бедный пенис! Мой краснолицый толстячок, несчастный дружочек, как ты там?!
— Когда ты собиралась сказать про это? — крикнул я в гневе.
— Никогда, — с невинным видом ответила Тенго. — Я думала, мы успеем добраться до озера, а там помогут.
Затем дикие боли утихли, теперь внизу живота просто ныло, видно, мелкие каннибалы временно насытились. Думать стало легче.
— Включи свой сканер, — приказал я. — Где тут комнаты шаманов? Как их можно отличить от других? Идём туда, может, что найдём полезное…
Тенго отёрла с морды слёзы, лапой отфутболила хищную губку, подкравшуюся сбоку и лижущую пролившуюся из меня жидкость, и зажмурилась, как всегда делала. О боги янтарного мира, — взмолился я мысленно, — помогите выкрутиться! Как, бывало, молился в юности, обдолбавшись фармацеей — Господи, пусть меня попустит! Теперь я молил о посторонней помощи.
— У шаманов были комнаты внизу, в теле кувшинки, — с удивлением сказала Тенго вскоре. — Там шишек много, больше, чем везде, у нашей шаманки тоже много шишек, она в них держит всякие полезности. За мной!
Проходили в своё жильё шаманы через сосало, куда дикая моя супруга лихо прыгнула рыбкой, а я сполз следом на жопе и хвосте, кряхтя и придерживая ноющее пузо. В общем, нырнули мы в старинный общественный туалет, только сухой и чистый, с покатыми гладкими стенками.
Внутри я снова убедился, что огромный цефалот всё ещё жив, хоть и находится в анабиозе. В желудке, размером с актовый зал, было влажно и тепло, а ноги по щиколотку ушли в вязкую как гель кислоту — пятки быстро стало покалывать. К счастью, флюоресцировал цефалот и здесь, совсем темно не было.
— Сюда, — Тенго потянула меня в сторону, и я с радостью выбрался из химически активной жижи.
Мы пролезли по гладкой короткой кишке и оказались в кишке большой — целом коридоре с ответвлениями — комнатами, которые, как назло, плотно закупоривали перепонки сродни тем, которыми в жару закрывается улитка. Как Тенго ни старалась — открыть не смогла, те держались на каких-то высохших соплях, очевидно, биологическом клее, прихватившем вход не хуже монтажной пены.
Стараясь медленно дышать и плавно двигаться для того, чтобы не потревожить утихших каннибалов, я вместе с нею стал обследовать перепонки одну за другой — все были накрепко закрыты. Вдруг меня озарило — как лучик тьму прорезал.
— Ты можешь желудочной слизи принести? — спросил я.
— Могу, мой дорогой супруг и господин!
Тенго схватила со стены подползающую к нам хищную губку и скрылась в узком проходе. Вскоре губка взвизгнула противным едким писком.
— Хранители! — завопила Тенго из желудка, кажется, её укусили. — Сдохни, сдохни, сдохни!!!
Раздался электрический треск и писк оборвался. Вскоре супружница как ни в чём не бывало появилась из лаза, в её лапах висела дохлая губка, обильно покрытая желеобразной кислотой.
— Мажь ею клей, — велел я, указывая на засохшие сопли.
Тенго как следует вымазала вход желудочным соком и, о чудо! Монтажную пену разъело на глазах. Подцепив когтями заслонку, мы с лёгкостью открыли вход и вошли в жилище древнего шамана.