Насыпь Алексей сформировал в виде подковы и тоже закидал дёрном и ветками — вполне себе холмик вышел, если не осматривать со всех сторон. Сели отдохнуть и пожрать в крайний раз — галеты закончились тоже.
— Яма в библии — метафора греха, — сказал Шульга не пойми зачем, он устал, был голоден и не выспался, вот и трепался, хотя лишь недавно «с едой» говорить не хотел. — И сети тоже. Охотники, ловцы — метафора людей, вводящих в грех других. Им противопоставляются пастухи, берегущие овец, словно те их не режут и не едят. Мне всегда это казалось несправедливым в корне. Порождение ума завистливого человека, всего лишь неспособного к охоте.
— Я атеист, — как нечто важное и достойное уважения сообщил дядя Кроля. — Любая религия — отупляющий опиум.
Теперь он походил на плод инцеста лисьего чучела с облезлым травоядным, даже печенье грыз по-кроличьи, мелко откусывая вставными зубами.
— Моя цыганская бабка была верующей и пела в церковном хоре, — Шульга пожал плечами. — Что ей, в принципе, не мешало гадать на картах.
— И что, совпадало?
— Всегда. Она ловко искала потерянные предметы и пропавших людей. Жив или мёртв, где пропал и когда вернётся.
Дядя Кроля вздохнул. Лицо его внезапно стало внимательным, словно он прислушивался к чему-то, неслышному Шульге. Он хлебнул воды из фляги и вдруг схватился за живот.
— Что-то мне нехорошо, — сказал дядя Кроля, вскочил и побежал в кусты, откуда вскоре донеслись характерные звуки расстройства кишечника.
Отличное социалистическое достижение! Шульга мгновенно осмыслил и его окатило злостью.
— Что, еблан старый, утренние ягодки пришли? — спросил он. — На хуя ты выжрал все, тупорылый скот?
Ярился он напрасно, только силы тратил. Дядя Кроля стонал и каялся, что ещё больше Шульгу заводило — он потерял работника. Строгать дубовые колья и вколачивать их в колоду дядя Кроля больше не мог, а бесконечно либо дрыстал, с каждым разом прячась все хуже и ближе, либо стонал на земле и держал обеими руками свои старые кишки в объёмном всё ещё животе.
Шульга досадовал, что приходится работать, да ещё и одному. К счастью в рюкзаке нашлась последняя, крайне полезная заначка — глазные капли от сухости склер, одним из компонентов которых выступал старый добрый фен. Он стимульнулся и принялся вкалывать: строгал, закапывал, вколачивал колья в дно ямы. Затем пинками поднял болящего, вместе подвесили на сук и закрепили «паучьей» верёвкой колоду. Свободный конец верёвки он протянул за свеженасыпанный холм.
Опробовал, легко ли держится, не заедает ли ловушка: стоило дёрнуть за конец верёвки, тяжелейшая сырая колода, утыканная острыми кольями, срывалась с сука и летела прямо в яму, словно зубатая пасть захлопывалась — ам! Регенерирует вурдалак или нет, но с колодой ему не убежать. До темноты закончили: всё приладили как следует, яму закрыли тонкими ветками и дёрном, вышла идеальная полянка для пикника: не знаешь, что перед тобой — непременно ступишь. Осталась кульминация, и Алексей закапал глаза ещё раз.
— А это что за верёвка? — спросил дядя Кроля, поднимая оставшийся моток «паучки».
— А это для приманки, — ответил Шульга, утирая амфетаминовые горькие слёзы.
— Кто станет приманкой? — обычным голосом спросил несообразительный дядя Кроля.
— За это мы проголосуем, — сказал Алексей, наконец-то проморгавшись. — А поскольку нас только двое, то с нами будет голосовать мой ствол.
Он резко повернулся, выхватил из кармана глок и дважды, вроде бы не целясь, нажал на спусковой крючок. Колени дяди Кроли взорвались, во все стороны полетели клочья защитного костюма, кровь оросила его бёдра и голени. Дядя Кроля протяжно завизжал и рухнул как подкошенный, но тут же приподнялся, с изумлением глядя расширившимися глазами на собственные искалеченные ноги. Затем потянулся и ощупал торчащие из ран осколки костей — рука дрожала.
— За что-о-о?! — взвыл дядя Кроля. — За что-о-о?!
Шульга подскочил к нему, пусть и не так споро, как выхватил пистолет, но всё равно очень быстро, повалил на живот и под вопли стянул за спиной руки. Приманка обосралась, дерьмо комбез держал, но вонь просачивалась.
— Ничего личного, — пояснил Шульга, привязывая к искалеченной ноге тот самый моток паучки. — Просто я тут песню сочиняю и подпевка нужна, понимаешь?
Он подёргал за верёвку и тонкий вой сменился громким воплем: приманка начала свою работу. Алексей быстро оглянулся по сторонам и спрятался в засаде, за насыпью. Так и сидел, с винтовкой в ногах, держа в каждой руке по концу двух верёвок, не перепутать бы. Смотрел по сторонам, слушая притихший от выстрелов и криков лес. Дядя Кроля не затыкаясь выл визгливо и жалобно, извивался как гусеница в попытках облегчить страдания. Однако, вскоре эта музыка Шульге надоела.