— Получай! — крикнул Нико, выплёскивая прямо в оскал РЕ АК ТИВ.
Бобр взвизгнул и с плеском нырнул, но в дыру тут же сунулась новая мокрая морда, как две капли воды похожая на прежнюю. Кувшинка тряслась и ходила ходуном — её кромсали и грызли, на неё со всех сторон лезли обезумившие звери.
— Н-на, курва!!! — Нико ткнул в агрессивный нос ШО КЕ РОМ.
Затрещала искра, морда отвалилась от дырки, булькнула. И тут Тенго осенило.
— Не их бей! — крикнула она.
— А?! — удивился муж.
— Бей МЕНЯ!!!
Какое-то время Нико колебался, но затем приставил шокер к шее Тенго и пустил искру. Раздался треск и вонь горелой шерсти, дыхание мгновенно спёрло, как тогда, когда её схватил Умелец, живот и лапы сковало, словно реку крови стянуло льдом, сердце затрепетало в груди и погасло, мир перед глазами поплыл, погружаясь в ночь. Тенго утонула вместе с ним.
Несколько мгновений она висела во тьме, наслаждаясь внезапным покоем и тишиной, забывая о разочаровании, боли и страхе, но вдруг вспомнила о семействе, зажмурилась и пустила волну. Так и есть — иногда глаза обманывали Тенго, но внутреннее зрение не лгало никогда. Вдали теплилась искра — светил слабый жёлтый переменчивый огонёк, к нему Тенго и поплыла, отчаянно работая лапами и хвостом. Вскоре она увидела свет — с каждым гребком вокруг становилось всё ярче, и вот тьма расступилась: она оказалась в уже знакомом заветном месте, полным искры Мироздания.
— Умелец! — во всё горло крикнула Тенго. — Мне срочно нужна помощь!
Никто не ответил. Возможно, Умелец и в самом деле только приснился, вернее, его образ, сотканный из памяти Первоприюта, но место было настоящим. «Ну что же, попробуем сами, — решила Тенго. — Ведь, если не пробовать — никогда не узнаешь, можешь что-либо сделать, или нет…»
Она протянула лапу к ближайшей ветвистой блескавке и попыталась её схватить, но лапа прошла сквозь искру, даже в пальцах не закололо. Тенго сердито нахмурилась и схватила пустоту ещё раз — блескавка не давалась.
— Хранители! — завопила она в ярости. — Почему не получается?! Что я делаю не так?!
Она зажмурилась, пуская новую волну, которую муж называл УЛЬТРА ЗВУКОМ, и удивилась. Каждая блескавка ветвилась в ином месте, глазами Тенго видела только их отражение, но волна выявила и показала истинное расположение искрящихся нитей. Так вот в чём дело! С закрытыми по-прежнему глазами она протянула вперёд лапу, и пальцы сомкнулись на обжигающе горячей ветке. Та ускользала, текучая и гибкая, но Тенго обмотала её вокруг лапы и перехватила, удобно фиксируя.
— Волна с искрой всегда вместе, — пробормотала Тенго, хватая блескавку. — Сперва волна — следом искра…
Она зажмурилась так крепко, что из носа хлынула кровь, и пустила самую тонкую и самую длинную волну, на какую только была способна, затем раскрутила блескавку и хлестнула вслед ультразвуковой волне.
И грянул взрыв.
Глава 31. Дорогой дневник
Это пиздец, дорогой дневник. Я едва успел понять, что цефалот заплыл в бобровник, как реликтовые курвабобры напали на мою плавучую студию, заботливо вскормленную говном и требухой, и завертелся весь этот трэш, включая ранение Тенго.
— Ударь меня шокером! — молила истекающая кровью милая.
Её перевязать требовалось, а не добивать! Но вдруг она знала, о чём просила? Может, шокер сработает с Тенго как повербанк с подсевшим вне дома наручным компом — зарядит? С максимально странным и противоречивым чувством я приставил шокер вплотную к её телу, треснул и, разумеется, вырубил. Тенго затряслась, рухнула как подкошенная, да так лежать и осталась. В её боку зияла глубокая рваная рана, оттуда в воду, покрывавшую пол, натекло порядком крови. Безмозглый пылесос быстро нашёл по запаху и лизал эту кровавую воду, я даже и не отгонял его — не до того было. Цефалот скрипел, трещал и ходил ходуном, я упал пару раз, защищая лапами рюкзак с детьми — проклятые бобры, чтоб им ни дна, ни покрышки, терзали нашего бедного Бобика острейшими зубами, привыкшими валить огромные деревья. Порою мерзко оскаленная зверская рожа, размером с медвежью, просовывалась в прогрызенную дыру, тогда я делал, что мог — бил шокером или угощал химией. Извёл реактивы и антисептики, одному реликтовому гаду достался сульфадиакзин, другому йод, третьему зелёнка, угробил всю свою фармацею, но атака не прекращалась! Тогда уверился, что теперь гарантированно погибнем все: пиздец котятам, больше срать не будут.
Вдруг вижу — Тенго загребает лапами, словно плывёт… Я испугался, решив, что начались агональные судороги, но та вдруг села с закрытыми глазами и как сомнамбула стала крутить перед собой лапой. Глаза её были крепко зажмурены, как она делала, когда включала свой внутренний сканер, пасть приоткрыта, из носа текла кровь. Несчастный, изгрызенный Бобик вытянул дрожащее сосало, раскрыл изжёванные курвабобрами лепестки и из последних, кажется, сил приподнял её, выставляя наружу. Я обеими лапами обхватил сосало и придерживал всем своим весом, помогая вытянуться. Я ничего не понимал, дорогой дневник! В лапах Тенго вдруг откуда-то появилась плазменная плеть, которую она свила, будто рисовала ракушку. Ещё секунду назад этой плети и в помине не было. А потом бахнуло так, что я ослеп и оглох. Последнее, что мельком увидел в ослепительно яркой вспышке — как мгновенно вскипела вода вокруг цефалота. Плавучий дом подбросило в воздух, а затем мир погрузился в тишину.