— На такое сейчас никто не способен, разве что все шаманы соберутся на бдение. Или вечный. Я кровь запеть могу, ящера усыпить, детей вынуть из самца да яд вывести, — она внимательно посмотрела на меня. — И вправить хвост. Повернись?
Я послушно повернулся к ней спиной и тут же получил точечный и чёткий толчок перепончатой лапой как раз в больное место, где сместился диск при ударе цефалота о воду и окаменели мышцы. Я взвыл и завертелся юлой, но тут же понял, что копчик и в самом деле болит гораздо меньше.
— Дальше дело за Хранителями Крови, которых ты украл.
— Прионы, — кивнул я. — Ты тоже всё про меня знаешь?
Шаманка заскрипела:
— У-у-у! Ты ДУШ НИ ЛА. Нет, и не хочу. Больше слышу эхо увиденного вечным. И да, приди в мою кувшинку испражниться, ты мне должен за вправленный хвост.
Конечно я приду! Ещё как приду! У меня скопилась добрая сотня вопросов. Припадая на заднюю левую лапу и волоча хвост, старуха пошла от меня прочь по направлению к суетящимся сородичам, которых в цефалота набилось великое множество. Все были с вязанками рыбы на шеях, с полными ракушками разной водной снеди в лапах, с мелкими камнями во ртах для жевания. Они куда-то собирались.
— Куда все идут? — спросил я, выискивая глазами семейство — мои были в порядке.
— На Слезу, — ответила шаманка. — Слезу Первожены!
Я не собирался от неё отставать.
— В чём целесообразность пломбира? — спросил я. — Первошаман мне так и не сказал.
— Значит, ты должен найти ответ сам. Ответишь — вся жизнь изменится.
Чёртова старуха юркнула в толпу и слилась с другими дакнусами, с похожими головами и спинами. Я заметался, выискивая её, но тут же был окружён аборигенами.
— Каково это, быть кожаным? — спросил один, с умильным и восторженным видом складывая лапки.
— Отлично! — брякнул.
— Ты дашь мне детку от хищной губки? — прямо в ухо крикнула какая-то назойливая самка. — Я буду вам домой носить какашки!
— Не дам!!! — огрызнулся я.
— Но почему?!
— Ты выпустишь по недосмотру, а мне обрыблять потом!
Да чтоб вам треснуть! Шаманка скрылась. Ничего, ты от меня просто так не отделаешься, я всё равно приду к тебе испражняться…
Тем временем народ выбирался из кувшинки старейшин и куда-то направлялся со всей своею праздничной пищей. Я набрал побольше воздуха в грудь, догнал Тенго с детьми и поплыл рядом, радуясь, что спина не болит и двигаться стало намного легче. Удивительное дело — стоило нырнуть, как нос сам по себе закрывался кожаными перепонками, а одного единственного вдоха хватало на много метров пути.
Я с удовольствием рассматривал песчаное светлое дно на тридцатиметровой глубине. Нарядные водоросли самых разных форм и размеров росли в том порядке, который говорил о культивации. Улитки и ракушки сидели на камнях целыми поселениями и свисали гроздьями. В других местах в сетчатых листьях роился малёк. Большие серебряные рыбы важно подплывали к дакнусам и тыкались носами, прикормленные, как домашние козы. Караси вертелись целыми стайками, подобно воробьям, их никто не трогал.
По дороге я случайно поймал форель и захватил с собой — уже не с пустыми лапами заявлюсь.
В центре озера торчала скала, выступающая из воды площадкой метров двадцати диаметром — добрый пятачок. На скалу нанесло песка и водорослей, ветер посеял какие-то травы, а в центре росла одинокая хилая сосенка, невесть как укоренившаяся в трещине и выжившая. Сбоку прилепилась детка цефалота — отбилась от корней и теперь, наверное, голодала.
Это и была пресловутая Слеза Первожены, я сразу догадался, почему скалу так называли: кремний местами казался полупрозрачным на вид. Пустил волну — внутри скалы змеились полости, наполненные водой и воздухом. Необычная скала, дорогой дневник! Словно состоявшая из единого целого камня. Впрочем, обычных скал я прежде не сканировал, потому не знал, каковы они внутри, и судить не мог.
Дакнусы выбрались на Слезу, ловко цепляясь лапами, и стали раскладывать снедь, попутно ухитряясь толпиться вокруг нас с супружницей.
— Покажи искру, ну покажи! — просили её.
— Да, что ты умеешь? — подтвердил старейшина.
— Во всю силу? — неуверенно уточнила Тенго.
— Конечно во всю!
— Я боюсь, — пояснила Тенго. — Лишь недавно ужасное сделала. Разом кучу бобров убила и чуть не умерла.
— А мы разбежимся!
Они были любопытными и непосредственными словно дети, эти аборигены, все, не только милая. Я будто снова в школе оказался. Когда-то давно со мной учился потомственный акробат, звезда всех школьных представлений, к тому одноклассники вечно приставали: а прыгни через голову? А ногу в рот возьмёшь? А на спор? А сам себе отсосёшь? Потом он перевёлся в спортивный интернат и актуальной звездой стала певица из девятого класса, мелкая брюнетка с длинным хвостом гладко зачёсанных волос, к той не приставали, она сама ко всем лезла со своими песнями.