— Купила мама коника, — бормотал я в усики, мысленно цепляя друг за друга атомы в нужной последовательности, — а коник без ноги…
Два углерода, пять водорода, к ним добавил гидроксильную группу из жирного кислорода с ещё одним водородиком, — в моём воображении все они надёжно слиплись в единую конфигурацию …
— Игрушка интересная, ги-ги, ги-ги, ги-ги…
Таких лошадок становилось всё больше, а сами они всё уменьшались, пока не превратились в жидкость чистую, как слеза. И почка в ёмкости капнула раз, другой, потекла тонкой струйкой…
Джентльмены, коих в цефалот набилось около десятка, с любопытством смотрели на мои вибриссопуляции.
— Ты, конечно, был кожаным и знаешь кучу разной ерунды, — сказал один, — ма-ши-ны ваши, но с кувшинкой так не выйдет.
— Лучше б мы жевали по старинке, — вздохнул другой. — А мы тебя послушали и бродило не поставили.
— Зато дышать легче стало, словно воздуха дом больше выдохнул! Гораздо больше! Это неспроста, — заметил третий, которого звали Уни, а называли Умником, и он в самом деле не был дураком.
Уни подошёл к выращенной юной ёмкости с почкой внутри, зачерпнул лапой прежде, чем я успел крикнуть слово «подожди» и отхлебнул.
Морда Умника стала совершенно дурацкой, он скривился, принялся вертеться и прыгать, плюясь и кашляя.
— Отрава! — возопил Умник, сгибаясь пополам. — Брюхо горит, зовите шаманку Сьё!
Все с ужасом загудели, поднялась паника.
— Тише, успокойтесь! — велел я, распихивая обскурантов и подходя к открытому пузырю, на дне которого плескалось немного выделенной жидкости — стакана два.
Понюхал — пахло правильно, резко. Лизнул — вкус был этаноловым. Тогда я зачерпнул и с наслаждением выпил ласту крепкого, чуть отдающего илом и рыбьей чешуёй самогона. Вот есть бурячиха — из свеклы, есть мелесиха — из мелеса, а у меня получилась камышиха! Она же камышовка.
Продуцировать чистейший спирт моллюск не мог, поэтому сразу разбавлял водичкой, коей имелось в избытке, а лишний кислород выделял в воздух, вот всем и дышалось привольно, двойная польза. Да, это был несомненный успех, и состоял он отнюдь не в том, что я теперь мог забухать сам и напоить окружающих. Цефалот смог освоить молекулярную химию, дорогой дневник! А это значило, что у меня будет новая лаборатория.
Тем временем Умник стал смеяться без причины и пританцовывать на месте, виляя жопой и размахивая хвостом.
— А тепло-то, хорошо-то как! — невнятно заявил он.
Джентльмены загалдели, полезли в самогонный пузырь лапами и мордами, стали пробовать, чихая и кашляя, и упились в считанные минуты, с первых глотков. Кто-то пустился в пляс, кто-то разухабисто загудел, а двое принялись толкаться жопами, кто кого оттеснит от ёмкости. Всё, что успела напродуцировать шишка, обскуранты мигом поглотили, вылизали, и наступил тот хаос, в котором всякий что хотел — то воротил. Я был счастлив-горд своей удачей и охотно принял участие во всеобщем веселье.
Душа попросила песни и я запел:
— Ой та-ам в озёрке… Ой та-ам в глубоком… Ой, та-ам сидела пара ондатров! Ой, та-ам сидела пара ондатров!!!
— Какая интересная песня, ни разу не слышал, — пробормотал Умник. — Забавно!
— Они-и сидели, спари-ивалися, они хвостами обнималися! — тянул я. — Приплы-ыл охотник, да из пучи-ины, унёс ондатра, ондатру кинул! Унёс ондатра, ондатру кинул!
Все огорчённо заахали, переглядываясь.
— Не ест ондатра-а, не пьёт ондатра-а, всё хо-оди-ит плачет, помрёт до завтра! Всё хо-оди-ит плачет, помрёт до завтра!
Джентльмены вокруг меня перестали толкаться и заплакали, не стесняясь слёз.
— Очень жалкая песня, — сказал один, всхлипывая. — Спой ещё раз.
— Ты — лучшее, что со мной случилось в жизни после первого яйца, — поведал другой и с благодарностью лизнул меня в плечо, до которого дотянулся.
Вслед за ним и другие лизаться полезли. Эх, пары спирта, кислород! Бодрым будет цефалот!
Глава 39. Эйдос метаморфа
Вернувшись в Бобика, я обнаружил полный дом самочек. О, прионы, как они все кричали! На полу было мокро и натоптано, значит — лепестки не закрывались. Я что, теперь так буду жить? Нет, не пойдёт, у нас только одна комната, мне даже некуда спрятаться от гостей и гвалта, который они поднимали. Кто-то принёс нам еду, кто-то хотел испражниться в цефалота в знак уважения, кто-то просто из любопытства явился, но большинство хотело выпросить либо выменять редких рыб и улиток, большую часть которых мы отдали на развод, но пару штук оставили и себе, рыба даже была с икрой. Хищная губка представляла особый общественный интерес — со своим грызлом она гораздо лучше чистила цефалот, чем их домашние губки с обычным сосалом. Помню, бабка рассказывала, как люто завидовали соседки на моющий японский пылесос, привезённый из загранкомандировки дедом, кто-то даже под двери срал, когда она его включала, звонил и убегал. Также и тут все хотели себе детку от хищного пылесоса и готовы были за него срать в цефалота с самыми благими намерениями, в отличие от соседок бабушки. Подумать только, субстанция одна, действие одно, но какова бездна противоречия в нравственном посыле! Тем временем губка и не думала почковаться, более того, она до сих пор была прибитой и волочила хвост, ведь я на неё упал, когда мы прыгнули с водопада.