— Милые леди, — сказал я, — вам пора по домам.
Дорогой дневник, я думал, что оглохну. И что хуже всего — они по-прежнему казались одинаковыми, чтоб мне треснуть. Пожалуй, Тенго отличалась шубной пушистостью и более фактурной, за счёт зубов, мордой, но рост, размер и схожие повадки моего дорогого племени ставили меня в тупик.
— Это сестра! — радостно закричала супружница, чтобы я её гарантированно услышал, тыкая пальцем в какую-то самку, — а это соседка Лизу! А это Маро, она вместо меня теперь общинных улиток разводит, так из тех, что мы привезли, уже две сдохли!
— Сделайте пробы воды, — буркнул я.
— Мы постоянно воду пробуем! — завопила Маро гораздо громче, чем супружница, — Мы же в ней живём!
— А улиткам не подходит. Разводите в пузырях! — хватаясь за голову, взмолился я.
Но тут меня спас какой-то самец, кажется, из джентльменов, но это не точно. Он просунул голову между лепестками и коротко сообщил:
— У затоки ящера видали!
— У которой? — всполошились самки. — Где креветочные камни? Тенго! Врежь ему искрой! Наподдай ему скорее!
И цефалот мигом опустел, все ушли и увели с собою Тенго, остался мокрый грязный пол, я и Карл с Кларой. Несчастные мои уши! Несчастный ящер, горька твоя судьба! Я изловил губку и пересадил со стены на дно — пусть отгрызает нанесённую лапами мокрую грязь. И только затем увидел, что Бобик существенно подрос и даже выбросил зачатки перегородки для новой комнаты. Ничего себе! Походу, все эти голосистые его и в самом деле активно кормили. Интересно, если у меня будет своя комната, смогу ли я её сделать звуконепроницаемой? Как объяснить цефалоту, что я хочу, если он глухой?
Дети тоже были сыты и спали в новой мягкой колыбели, которую я вырастил взамен старой, обожжённой и твёрдой, в той теперь хранилась кое-какая растительная пища и жевальные камни для гостей. Дети плевать хотели на шум, видимо, самки возились с ними, многократно давали им жир и вылизывали, но я ещё раз вылизал, прежде чем завалиться спать, а тогда уж вырубился, и как вернулась Тенго даже не слыхал. Просто вдруг почувствовал её тёплый бок рядом, её язык на своей морде, и заснул ещё крепче.
Удивительное дело — общественный сон. Теперь, когда Бобик подключился к общим корням других цефалотов, я сновидел то же, что и вся озёрная община. Сегодня показывали далёкое поселение дакнусов на атолле — кольце кораллов, окружающих водную лагуну, в которой рос общественный цефалот сродни Первоприюту. Интересно, каким образом они передают информацию на большие расстояния? Цефалоты-гиганты не только корнями связаны? Что мой Бобик «переписал» у Первоприюта, к которому «присоединился» как флешка, пока мы там бродили? Может ли наша община что-то передать остальным, или крутит только ролики из памяти большого цефалота, а по факту — вне сети?
С этими всеми вещами мне только предстояло разобраться.
Вода у атолла была чистейшая, дно — необычайной красоты, а рыбки — такие яркие, что я с огромным удовольствием поначалу их рассматривал, но потом задолбался, и стал думать собственный сон. Выбор стоял между «Чужими», «Властелином колец» и «Звёздными войнами». Недолго колеблясь, я как следует вспомнил и приснил себе первый эпизод. Хвала прионам, что не додумался до «Чужих», потому что проснулся от хлопка и треска. Тенго сидела с выпученными глазами и вздыбленной шерстью, дети пищали, цефалот выбросил пару новых защитных шишек по стенам, а моя собственная густая шерсть слабо дымилась на боку и холке, я поспешно прихлопнул её лапой. Болван, забыл о трансформаторе…
— Тут только что было полно кожаных разных пород, — промямлила она, — со странными мордами, они нападали…
— Это просто сказка, — миролюбиво пояснил я. — Попробовал приснить…
Голова болела. Крепкая штука эта камышовка. Камышиха. Этот самогон!