— Зачем пиявка? Зачем ел? — сказала Тенго и перепугалась. Яд изменил и её саму, во рту выросли зубы и затронулось что-то в голове, там, где всегда жила волна. Или может она просто спит наяву, как давно спала больная сестра зятя, наевшись грибов у Сосновой суши? И правда, как во сне, она говорила и понимала.
А братец ответить не мог. То ли яд лишил его речи, то ли он сам по себе был молчуном и тугодумом, потому что промолчал. Затем случилось страшное: кожаная женщина подошла ко входу в комнату и заглянула в окно. Братец учуял её и снова обезумел. С дикой яростью он набросился на вход: со всей силы ударил телом и когтями в загородку. От удара комната заходила ходуном, но Братец разбежался и ударил снова! Загородка изогнулась, будто мягкая. Третьим ударом Больной Братец выбил её из стены и вырвался наружу, под переливистые птичьи трели и громкий визг из круглых красных штук, вдруг поднявшийся со всех сторон. Тенго зажала уши лапами и стала искать, куда спрятаться. Она метнулась прочь из комнаты и сразу наткнулась на труп одного из кожаных, на котором, урча, пировал Больной Братец. Отпрянула в сторону и уткнулась в тёмную щель. «Прячься!» Из щели пахло резко, как от Братца. Там лежали куски шкур и стояли разные неживые штуки кожаных, они с грохотом посыпались, когда Тенго забралась в темноту и резкий запах. «КЛА ДОВ КА» — слово пришло откуда-то изнутри. Может, яд продолжал подсказывать мудрёные звукососочетания? «ЩЁТКА, ВЕД РО, ПОЛИ ХЛОР СИДОН…»
Она подтянула хвост, захлопнула за собой выход и затаилась, ожидая, пока шум и вой снаружи стихнут. В кладовке было холодно, напуганная и взвинченная Тенго впала в ступор, стала вялой и сонной, словно внезапно пришла зима и озеро покрылось льдом. Тогда, повинуясь инстинкту, она свернулась в клубок и задремала. Ей приснилось, что она приплыла на брачные танцы в родимом озере. На самых почётных местах сидело трое старейшин и перекатывали камни во рту — жевали молодые побеги бродилых водорослей, музыканты дудели в раковины и ритмично стучали лапами, холостёж, как обычно, выделывалась на песчаном танцполе: самцы толкались жопами, кое-кто и шипы выпускал для пущей наглядности, самки громко кричали и переругивались, хвалясь голосами и густыми шубами. Каждая ждала, пока самец подплывёт знакомиться, чтоб поймать себе мужа: ударить брачными шипами и парализовать. Вот одна пара сложилась, за нею сразу же — вторая! Самки потащили самцов за бутоны. У Тенго стало тепло в животе и сердце, впервые в жизни её наполнило ощущение неизбежной женитьбы. Она увидела, что к ней приближается молодой и сильный самец, она собралась. Вот он ближе, совсем рядом… Плывёт к соседке Сюи? Тенго мерещилось, что она кружится в брачном хороводе среди лилий. Нет, самец плыл прямиком к Тенго!
— Я нашла тебя! — громко крикнула она, выпуская шипы.
Впилась в мужа всеми лапами враз, и… проснулась. В убежище хлынул свежий воздух и свет. Кожаный самец, с которым она вчера пыталась заговорить, рухнул сверху, парализованный и неподвижный, как бревно, и мелко затрясся. Впрочем, теперь он был не совсем кожаным — начал покрываться шерстью.
— Я нашла… тебя?! — отталкивая его покорное, готовое к оплодотворению тело, в ужасе повторила Тенго.
Глава 6. Дорогой дневник
Дорогой дневник, это пиздец.
Сегодня я думал, что сдохну и больше ни строчки не напишу, однако всё ещё жив и самоотверженно веду записи для потомков и науки. Надеюсь, когда-нибудь сюда придут ручейники и найдут тебя, дорогой дневник. Кто-то наверху прочтёт весь этот треш, сделает правильный вывод и проект закроют. Плазма мозгоедов — не лекарство, она не подходит для людей. Это не комплексы биостимуляторов, это то, чего мы боялись — прионная асимметрия. Только очень уж целенаправленно действующая. Будь у меня ещё день жизни и целая, неразгромленная лаборатория — выявил бы и сам агент. Хорошо искать, когда знаешь что. Прионы меняют нас, отнимая человеческую природу, превращая во что-то иное, может записанное в их структурах и запакованное глубже первичной структуры белков. Они проникают в тело и дава-а-ай вводить собственный гомеостаз. Эти мелкие монстры-перевёртыши не лечат болезни, просто адаптируют организм под мир снаружи, что-то добавляя или отнимая по собственному усмотрению. Паркинсону дали голод и тело убийцы, а мне только зубы и перепонки между пальцами, спрятали член и нарастили шерсть.