* * *
Дельцы, поставщики, распорядители работ на строительстве собора св. Петра - все до единого желали, чтобы я не встревал в дела, касающиеся стоимости и качества поставляемых материалов, а также оплаты рабочих, хотя именно в этих расходах следовало навести порядок и добиться точности, дабы они чрезмерно не раздули стоимость всей стройки.
Третьего дня главный попечитель строительства заявил мне:
- Предоставьте, мастер, нам самим заниматься этими делами. У вас и без того забот хватает. К чему вам терять драгоценное время на управляющих и проверять их действия? Роясь в счетах и цифрах, вы рискуете запачкать себе руки.
- А я здесь для того, достопочтенные синьоры, чтобы следить и за чистотой ваших рук, - отрезал я ему в ответ. - За меня не беспокойтесь, ибо моя совесть чиста. Но знайте, что я и впредь буду требовать от вас рачительного расходования средств!
Хочу ныне закончить начатый разговор о моем детстве, добавив лишь несколько слов к сказанному. Уйдя из мастерской Доменико Гирландайо, я стал посещать школу ваяния в садах Сан-Марко, где Лоренцо Великолепный решил собрать одаренных молодых людей, имеющих склонность к искусству. Там я смог вплотную заняться скульптурой, там меня заметил Лоренцо, с которым я не расставался вплоть до его кончины. Эти годы, с 1490 по 1492, я считаю самыми счастливыми в жизни. Именно тогда я столкнулся с искусством греков и познакомился со многими талантливыми и знающими людьми, которым многим обязан...
С высокой кручи гордого утеса,
Где голый камень окружил меня,
Я вниз сошел и там раскрыл себя,
Помимо воли став каменотесом.
* * *
Давно я не заглядывал в эти записки. И ныне меня заставляют к ним обратиться неприязнь и лицемерие всех тех, кто толчется на строительных площадках собора св. Петра и кого следовало бы выдворить оттуда.
Когда меня назначили главным архитектором собора св. Петра и поручили руководство всеми работами, бывшие дружки и приближенные Сангалло приняли меня вполне терпимо, а иногда даже выказывали дружеское расположение. Но вскоре я понял, насколько лживо и лицемерно их ко мне отношение. Нанни ди Баччо и другие архитекторы, следящие за ходом работ, встретили меня с милой улыбкой, за которой скрывалась злобная зависть и надежда, что я скоро помру.
Кстати сказать, я и в ту пору был стар, а посему их надежда (а вернее, желание) была более чем обоснованна. Но годы шли, а я продолжал здравствовать и руководить ими. Тогда эти жалкие людишки, видя, что расчеты их не оправдались, стали вредить мне, поносить меня и клеветать. Они кричали повсюду, что я занимаюсь расточительством казенных денег, из-за зависти разрушаю то, что сооружено Сангалло, своевольничаю и тому подобное.
Они подняли такой переполох, что была назначена комиссия по расследованию, которую возглавил ныне покойный папа Юлий III, a главным обвиняемым был я. Но я сумел достойно себя защитить, доказав без лишних слов, что противники мои действовали по злому умыслу и занимались наговором, будучи никчемными в делах.
В ходе расследования подлые интриганы потерпели поражение, но не смирились с ним. Они вновь предприняли попытку избавиться от меня, но уже иным способом. С их легкой руки при дворе и на стройке стали распространяться слухи, что я-де совсем одряхлел и выжил из ума, а посему меня опасно оставлять на посту главного архитектора. Но на этот раз никто не придал серьезного значения новым уловкам моих недругов.
Вся эта мерзкая история еще жива в памяти. Знаю, что канальи содрогаются при одном упоминании моего имени. Но как бы они ни злобствовали, я должен бороться и довести строительство до конца, ибо считаю это своим священным долгом перед богом и христианством...
Печаль туманит мне глаза
И содрогается душа, когда смотрю на мир земной.
И если бы не дар бесценный твой,
Зачем бы мне на свете жить тогда?
Избавь от тяжкого греха,
Не дай погибнуть от молвы худой.
Погряз в невежестве наш род людской.
Так просвети его, а заодно меня!
* * *
Вся Европа выражает мне дань признания и уважения. Мои произведения копируются по всей Италии и за ее пределами. Мне присылают книги, в которых печатаются комментарии к моим стихам, прочитанным на вечерах итальянской поэзии *. Чеканятся медали с моим изображением... Но ко всему этому я остаюсь равнодушен.
* ...на вечерах итальянской поэзии - при жизни Микеланджело было издано около десяти его мадригалов и сонетов. Так, в 1549 году флорентийский гуманист Бенедетто Варки (1503 -1565) опубликовал две свои лекции, посвященные разбору некоторых стихотворений Микеланджело, в том числе "Каков бы ни был замысел у лучшего творца". Первое посмертное издание, включившее 137 произведений, было подготовлено внуком Микеланджело, Буонарроти Младшим (1568-1642), и осуществлено флорентийским издателем Джунти в 1623 году. Более полное издание вышло в 1848 году.
Мне хотелось бы, чтобы этот хор похвал умолк. Нынешний век решил при жизни воздвигнуть мне монумент славы, но я отнюдь не желаю этого. Вижу, как одновременно со все возрастающим потоком признания моего искусства окружающий мир рушится на глазах. Замок, столько лет воздвигаемый моим трудом, потом, творениями, почестями, разваливается на куски, и мне уже ничего более не остается. Фрески, на которые я затратил годы, стали пустыми потугами моей фантазии; мои скульптуры, о которых сейчас так много говорят, не более чем каменные истуканы, а когда-то столь дорогие для меня идеи превратились в жалкие иллюзии. Да и сам я уподобился мешку с костями, и мне уже ничего не остается, как каяться и ждать своего последнего часа...
Теченье жизни пронесло меня
По морю бурь, людской печали.
Мой утлый челн к последней пристани причалил,
Где всем ответ держать сполна.
Во власти сладостного наважденья
Искусству как кумиру поклонялся.
Лишь ныне понял, что жестоко заблуждался,
К соблазнам суетным питая сильное влеченье.
К чему теперь любовные страданья,
Коль смерть двойная неизбежна *? Одна близка,
Да и другая угрожает вдалеке.
И не спасут ни живопись и ни ваянье,
Когда душа устремлена
К распятому объятью на кресте.
* * *
Делаю усилия, дабы работы над куполом в соборе св. Петра продвинулись вперед, и тогда после моей смерти никто уже не сможет изменить мой замысел. Но порой меня одолевает сомнение, оправдаются ли мои надежды. Вряд ли я доживу до водружения купола на барабан, который почти готов. Я распорядился изготовить деревянную модель купола, дабы ею мог воспользоваться любой, кто заменит меня на посту главного архитектора.
Шум в ушах, терзающий меня с прошлой ночи, никак не проходит. Не знаю, какой день мая 1563 года.
* * *
По многим признакам могу судить, что приняты меры предосторожности и мой дом охраняется. Видимо, опасаются, как бы в случае моей внезапной кончины сюда не забрались воры. Тосканский герцог и римский папа наверняка хотят получить в целости и сохранности рисунки и чертежи, выполненные мной для библиотеки в Сан-Лоренцо и собора св. Петра.
Берусь за перо, но рука отказывается служить. Вот и ныне был вынужден воспользоваться услугой Даниэле да Вольтерра *, коему продиктовал письмо племяннику Леонардо.
* ...Коль смерть двойная неизбежна? - в лирике позднего Микеланджело обретает трагическое звучание мотив "двойной смерти" - физической, уход из жизни, и духовной, осуждение на вечные муки за грехи.
* Даниэле да Вольтерра (ок. 1509-1566) - художник и скульптор, ученик Микеланджело. Дабы уберечь фреску "Страшный суд" от уничтожения, был вынужден взять на себя неблагодарную роль "одеть" некоторых героев, за что получил прозвище "исподнишник".
Как вспоминает Даниэле да Вольтерра, 16 февраля Микеланджело, как обычно, рано выехал верхом из дома, но вскоре возвратился и долго не мог согреться у камина. На следующий день попросил ученика не отходить от него, пока не приедет племянник Леонардо. Вечером 18 февраля 1564 года Микеланджело скончался. При нем находились Даниэле да Вольтерра, друг Томмазо деи Кавальери и два лекаря. Согласно завещанию похоронен во Флоренции в церкви Санта Кроче.