Как ни странно, но предложение Козимо пришло в тот самый момент, когда я приступил к работе над образом Брута, задуманным мной как символ свободы. Работаю над бюстом с таким увлечением, что не замечаю, как бежит время. Мне даже начинает казаться, что мир - это царство свободы, а Флоренция уже сбросила с себя ненавистное иго тирании.
Микеле Гуиччардини, муж моей племянницы Франчески, пишет, что вскоре прибудет по делам в Рим и непременно навестит меня. Только его мне недоставало! Надеюсь, у него хватит сообразительности не останавливаться в моем доме. Когда родственники путаются под ногами, мне всегда как-то не по себе.
Кстати, хочу добавить несколько слов о своем доме. Мне удалось его полностью переоборудовать, починить внутреннюю лестницу, башню, перестлать полы, заменить двери и оконные переплеты во всех комнатах. Только моя мастерская сохранила свой прежний вид. Теперь в доме удобно жить и работать.
Я приложил так много усилий, чтобы мои домашние подыскали себе во Флоренции хороший дом, что и сам, думаю, заслужил право жить в пристойном жилище. Апрель 1544 года.
* * *
Только что пришел в себя после тяжелого недуга, отнявшего у меня несколько месяцев работы. Встал на ноги благодаря постоянному уходу и заботе верных друзей. Они не отходили от меня ни на шаг; все это время я провел в доме флорентийского изгнанника Роберто, сына Филиппо Строцци. Теперь я снова дома и намерен приступить к работе, как только почувствую себя лучше.
Отписал братьям Джовансимоне и Сиджисмондо, приказав продать мою флорентийскую мастерскую и весь собранный там мрамор, дабы лишить герцога, его придворных (да и кое-кого из друзей, оставшихся во Флоренции) последнего повода склонить меня к возвращению в родной город. Думаю, что теперь Джорджо Вазари не будет более докучать мне своими сетованиями, что моя мастерская превратилась в прибежище для пауков. Меня не трогают ничьи увещевания, и во Флоренцию я более не вернусь.
Очень досадно, что во время моей болезни Леонардо, не замедливший явиться в Рим, чтобы справиться у друзей о моем состоянии, даже не навестил меня, больного. Это произвело на всех неприятное впечатление.
Видимо, мой племянник подумал, что я, в моем возрасте, вряд ли справлюсь с недугом. Однако я его разочаровал.
А теперь хочу сказать о приятном. Донато Джаннотти, Луиджи дель Риччо, Томмазо деи Кавальери и Франческо Берни преподнесли мне в дар том "Божественной комедии", изданной флорентийцем Ландино * в 1481 году, когда мне было шесть лет и я жил у моей бабушки Лессандры.
Это редчайшее издание иллюстрировано гравюрами Баччо Бальдини * по рисункам Сандро Боттичелли. Своим подношением друзья хотели воздать должное моему поэтическому дару и показать, насколько они ценят меня как "глубокого" знатока этого творения Данте. Вновь подумываю о том, чтобы соорудить памятник великому поэту во Флоренции...
* Ландино, Кристофоро (1424-1498) - флорентийский гуманист, автор комментария к произведениям Данте.
* Бальдини, Баччо (1436-1487) - флорентийский ювелир, рисовальщик и гравер.
О нем всего сказать я не могу.
Одним глупцам претит его сиянье,
Насмешки их достойны порицанья.
Но лучшие из нас пред ним в долгу.
Любовью к ближнему сгорая,
Он в ад сошел и к богу нас призвал.
Но край родной ему в приюте отказал
Пред ним раскрылись двери рая.
Причина всех несчастий, - говорю,
Тот город, где он был рожден
И где толпа его не признавала.
Средь прочих истин назову одну:
Хотя на горькое изгнанье осужден,
Но равного ему еще земля не знала.
* * *
Сегодня ко мне заходил Луиджи дель Риччо. Мы долго говорили о событиях во Флоренции и делах моего семейства, на которое начинают косо посматривать из-за моих отношений с политическими беженцами. Мои письма к домашним вскрываются агентами Козимо.
Дабы оказать реальную пользу делу освобождения Флоренции, я попросил Луиджи сообщить через Роберто Строцци, находящегося в настоящее время во Франции, Франциску I, что я готов за свой счет соорудить в его честь конную статую на площади Синьории, если он освободит Флоренцию от тирана. Луиджи с восторгом ухватился за эту идею и пообещал как можно скорее довести мое предложение до сведения французского короля.
Если Козимо узнает о моем намерении, ему станет более понятным мой отказ изваять его изображение.
По правде говоря, мне иногда приходила мысль создать барельеф с изображением мерзкого урода, со множеством щупальцев, которыми деспоты душат гражданские свободы. Подобное изображение могло бы стать истинным портретом этого "сиятельнейшего и преданнейшего христианству" герцога.
В настоящее время, помимо росписей в капелле Паолина, руковожу работами по возведению гробницы Юлия II в римской церкви Сан Пьетро ин Винколи. Рафаэлло да Мантелупо, коему с согласия Делла Ровере я поручил изваяние некоторых скульптур, далеко уже продвинулся в деле.
Мне помогает целая бригада художников, работающих в моей манере и следующих моим указаниям.
В августе 1542 года подписал с Делла Ровере шестой по счету контракт, заменивший все предыдущие. Уверен, что на сей раз он станет последним. Что касается меня, то мой собственноручный вклад уже внесен: несколько месяцев назад закончил работу над статуями Рахили и Лии, которые будут установлены по обе стороны от Моисея. Теперь дело за моими помощниками.
Надеюсь, к середине будущего года гробница будет готова, тогда наконец и завершится последний акт этой затянувшейся трагедии. Июль 1544 года.
* * *
В этом месяце была открыта для всеобщего обозрения Новая ризница в Сан-Лоренцо (ранее мои работы видели лишь герцог Алессандро, неаполитанский вице-король, Карл V и другие коронованные особы, чьих имен уже не припомню). Вдохновившись одной из моих скульптур, молодой флорентиец сочинил эпиграмму *, прекрасную по форме, но не по содержанию...
* ... некий флорентиец сочинил эпиграмму - имеется в виду поэт и гуманист Строцци Джованбаттиста Старший (1505-1571), выходец из знатного флорентийского рода.
Спит сладко Ночь. Какой покой!
Она пред нами как живая.
Ее такою Ангел сотворил, из камня высекая.
Не веришь, разбуди - заговорит с тобой.
В долгу я не остался и ответил ему четверостишием, в котором напомнил землякам о нашем позоре. Февраль 1546 года.
* * *
Вчера в монастыре Сант'Анна под Витербо виделся с Витторией Колонна. Похудевшая, бледная, с ввалившимися глазами, она произвела на меня тягостное впечатление. Порою мне казалось, что это лишь тень той Виттории, которую я знал в прошлом. Почти угасшим голосом она поведала мне о своем полном возврате к богу. В ее словах было столько чувства, что волнение мешало ей говорить. Я не мог внимательно следить за ее речью: мне не давала покоя мысль о том, что сидевшее предо мной существо скоро угаснет. Но я отгонял эту мысль и делал над собой усилие, дабы выглядеть довольным нашей беседой, и старался ни единым словом не обидеть эту святую душу...
Мужчина в женщине иль сам господь
Ее устами нежными вещает.
Мой слух речам ее внимает,
И ей принадлежит душа моя и плоть.
Печаль не в силах побороть
Невыносима с ней разлука.
Я стражду без нее, томлюсь,
Тоска мне сердце может расколоть.
Жить без нее - такая мука,
И мыслями лишь к ней стремлюсь.
О, донна дивная, на вас молюсь.
Вы душу возвышаете молитвой и слезами.
Дозвольте мне остаться с вами!
* * *
С некоторых пор среди придворных художников в Ватикане объявился Тициан Вечеллио, о котором идет молва как о лучшем портретисте нашего времени. Павел III распорядился, чтобы венецианскому мастеру отвели те же покои, которые во время своего пребывания в Риме занимал Леонардо да Винчи.