Как ни странно, все сразу согласились, кроме Гены и его сына. Они были просто очень сильно обрадованы, что все уйдут, и подвал достанется им одним. Меня же постоянно занимала мысль: занимается ли он мародёрством?
Гена говорил, что ему всё равно: кто будет — он со всеми договориться и с чеченцами и с российскими. Для российских он уже приготовил баллон вина. А при чеченцах он ходил везде и воровал с полей всё. Он такой позиции в жизни.
Меня просто коробило, но я пытался себя сдержать. Сыну он всё повторял:
— Ну, пойдём, пойдём, я тебя провожу к своему хорошему товарищу на консервном заводе.
На что тот отвечал:
— Нет, папа, я останусь с тобой.
От этого шёл такой вонючий дух лицемерия, что я всё же не сдержался и выпалил в запале всё, что думал об этом. Но всё же всё это было хотя и сильно эмоционально, но в пределах. Я, конечно, не сказал, что он — гнус и прочее…животное, но может быть и нужно быть немного таким.
Возникает спор между Надеждой и Женей житейского характера. Надежда пыталась руководить Женей, как девчонкой, но та её сразу ставила на место. Дальше воспитательные нюансы с детьми. И это всё при обстрелах, обстрелах.
Я расположился на стульях. Вроде получилось неплохо. Когда я устраивался, меня спросили: храплю ли я. Я ответил, что да. Они заявили, что будут меня будить, а я заявил, что это не их дело, и они замолчали.
Ночью были постоянные обстрелы. Легли мы, потушив лампу, потому что осталось мало керосина, но когда начался обстрел, испуганная жена Ивана, потребовала зажечь лампу. Бросились искать спички, обо что-то спотыкались, ругались. Наконец, лампу зажгли и все успокоились, несмотря на продолжающийся обстрел.
Всю ночь вертелся с боку на бок, временами забываясь. Медленно приходит сознание. Возникает чувство нереальности. В глазах блещется рассвет. Пробуждение и ощущаю, что это стена блоки подвала, на которую падает слабый свет лампы.
15. I. 1995 г. Ну всё, встаю. 5.30. Собираю постель, на которой спал. Одеваю куртку и поверх плащ. Начинают собираться и те, кто покинет этот подвал. Я их не жду и поднимаюсь к себе, так как я не собрался. Советую им не идти одной толпой и ещё, что я услышу, когда они пойдут. Я с ними пойду только до «Богатыря», а там мне надо зайти к сестре и решить, но может быть я ещё останусь.
Поднимаюсь наверх и понимаю, что взять с собой что-либо нельзя, так как, увидев меня с вещами, просто могут не выпустить из города.
Слышу, как уходят из подвала люди. Они переходят на другую сторону. Окликиваю их и советую идти по Анисимова, но они идут по Ивановскому переулку.
Я тоже уже выхожу, поставив дверь на петли и замкнув замок, но понимаю, что это вряд ли поможет при обстреле.
Выхожу, миную заваленный двор. Хрустит стекло и штукатурка, валяются карнизы, навесы, всякий хлам.
Заворачиваю за угол, и начинается обстрел. Воют снаряды, слышится взрыв, но до дома. Я пробегаю к углу. Иду по Анисимова к Сунже. Эта (правая) сторона не пострадала. Пересекаю улицу. Выхожу на угол, сворачиваю, чувствую слабость. За углом останавливаюся, отдыхаю. Обстрел идёт. Снова иду. Стараюсь идти там, где стены зданий менее повреждены осколками.
По диагонали пересекаю детский сад. Выхожу к свалке мусора, иду во двор, где домоуправление и захожу в подъезд. Отдыхаю.
Слышу кто-то идёт, подходит. Это наши. Идём вместе и расстаёмся. Они направо на автовокзал, а я — налево к Нине. Сворачиваю во двор девятиэтажки с «Богатырём». Навстречу мне идут боевики. Стараюсь не волноваться, иду навстречу. Равняюсь, здороваюсь по-русски. Кто-то отвечает. Иду по двору. Взрывы слышатся в районе Сунжи. Дохожу до 18-й школы, сворачиваю, выхожу на Ленина и через дорогу к Дашосаю. Здесь редкие встречные. Подхожу к подъезду, вижу Нину в соседнем подъезде. Подхожу, они готовят на костре еду. Прошу её подняться наверх. Мы поднимаемся в их квартиру, но она, сославшись на желание сходить в туалет, уходит. Я её жду. Её нет. Спускаюсь вниз, встречаю её мать, тут же Нина. Они приглашают меня поесть. Ситуация, как мне показалось несколько странная.
У них в подвале я завтракаю и отдав ключ, передав Нине наверху трёхлитровый термос «Волгоград», аккумуляторный фонарь, валенки и, оставив зелёный плащ, собираюсь уходить. Задерживаться ни к чему. Обстрела здесь пока что нет. Прощаюсь. Она советует пройти к улице Загородней от парикмахерской наискось поверх тоннеля. Иду по внутренней стороне дома и на выходе встречаю двух женщин. Они прощаются. Одна из них говорит, чтобы я её подождал для того, чтобы идти вместе. Они прощаются. Я жду. Та, что хочет пойти со мной, терпеливо объясняет, куда должна идти другая. Я нервничаю, но не подаю вида. Наконец, мы идём. Она меня предупреждает, что в девятиэтажках сидят автоматчики и надо быстро перебежать улицу. Мы бежим наискосок через верх туннеля и через ж/д полотно и дальше к девятиэтажкам на другой стороне.