Как мы ходили в планетарий
— Ребята, предлагаю составить план мероприятий на каникулы, — начала классный час староста Маринка Збруева. — Скучно же все дни дома сидеть. Давайте сходим куда-нибудь.
— Мероприятие первое: пойдём бутылки собирать, — выкрикнул Лёшка и затрясся от смеха.
— Не паясничай, Трубач, — отрезала Маринка. — Итак, у кого какие предложения?
— В цирк можно пойти, — откусывая булочку, сказал Борька Смирнов.
— Ходили уже! — закричали все.
— В кукольный театр, — пропищала Вострикова.
— Сказанула тоже! Детсадники мы, что ли?
— А я предлагаю сходить в планетарий, — сказала Верка Незванова и вздёрнула свой маленький носик кверху.
Все притихли.
— А что? Можно, — задумчиво нахмурилась Маринка. — Настя, записывай: коллективный поход в планетарий. Так, вспоминайте, какие ещё интересные места есть в нашем городе?
— Крематорий, — снова вставил Лёшка и закатился от смеха.
— Уймись, Трубач, — стукнула по столу староста. — Смеяться будешь, когда оценки за четверть выставят.
В назначенный день и час я зашёл за Лёшкой, и мы пошли в школу. В школьном дворе уже собрались почти все наши.
— Ребята! При переходе дороги и в транспорте ведите себя дисциплинированно, — надрывалась Збруева, — чтобы никаких неприятностей не было.
— А ты-то чего разоряешься? — спросил у неё Лёшка.
— Я за вас ответственная, — высокомерно ответила Маринка. — Наталья Борисовна приболела, значит, я за вас отвечаю. И вы обязаны меня слушаться.
Лёшка показал ей язык и сказал:
— Ещё чего — слушаться! Ты, может, заставишь меня с милиционера шапку сбить, так что, я слушаться должен?
— Ненормальный, — отвернулась Маринка.
— Да хватит вам, — встряла в их перебранку Верка Незванова. — Идти пора, а то опоздаем.
Но мы пришли вовремя. Купив в кассе билеты, шумной гурьбой ввалились в просторный вестибюль планетария. Прозвенел звонок, и к нам вышел высокий представительный мужчина-лектор. Звучным голосом поприветствовав нас, он стал рассказывать, из каких ценных минералов и пород деревьев построено здание планетария. Мы с любопытством оглядывали стены, украшенные барельефами, и гладкие колонны. А Лёшка даже погладил одну из них.
— Сразу видно — настоящий камень, — уважительно произнёс он.
— А теперь посмотрите наверх, — призвал нас лектор.
Задрав головы, мы разглядывали сверкающие макеты первого спутника Земли, орбитальных научных и межпланетных станций. Ещё увлекательнее оказалось на втором этаже, где хранились два метеорита. У нас с Лёшкой от их вида глаза разгорелись. Ещё бы — настоящие метеориты!
Пришельцы из космоса! Мы рассматривали их выщербленные, словно закопчённые, бока, а Лёшка даже попытался приподнять один из камней — тот, что поменьше. Но не тут-то было.
— Ничего себе, — сделал открытие Лёшка, — такой махонький, а какой тяжеленный. А если бы он был величиной с дом, то тогда, наверное, пробил бы всю Землю насквозь.
Наконец лектор пригласил нас в звёздный зал. Всё здесь было необычным. Во-первых, зал был круглым, как в цирке, но ряды кресел располагались, как в кинотеатре: лицом в одну сторону. А во-вторых, посреди зала находилась странная головастая конструкция. Мы с Лёшкой хотели как следует её рассмотреть и даже забраться на металлическую голову, но лектор попросил нас занять места, и сразу же выключился свет. В то же мгновение по вогнутому потолку полетело-закружилось множество снежинок и лектор стал рассказывать про нашу Землю и соседние планеты. Вдруг «снегопад» прекратился, и слева от нас стало медленно подниматься красное огромное солнце.
— Гляди-гляди, — зашептал Лёшка, толкая меня в бок. — Конструкция шевелится.
— Вижу, не слепой, — прошипел я в ответ, и мы стали следить за поведением странного аппарата.
— Солнце — будто огромная раскалённая печь, — говорил лектор. — Температура его поверхности 6 тысяч градусов, а в глубине — 15–20 миллионов. Расстояние же от Земли до Солнца составляет 150 миллионов километров. Вдумайтесь в эти цифры! Если попробовать пройти это расстояние пешком, придётся потратить 3400 лет, а если лететь до Солнца на самолёте, то на это уйдёт 34 года.
— Ничего себе, — сказал я. — Если бы я вылетел с Земли в грудном возрасте, то домой возвратился бы в шестьдесят восемь лет. Вся жизнь в самолёте!
— До таких лет ты бы не дожил, — обронил Лёшка.
— Почему это? — опешил я.