– Ты права, – говорю я в конце концов. – Это работает.
Сага улыбается, и у меня все сладко замирает внутри.
– Увидимся вечером? – спрашивает она. – Я скачала новые ужастики.
– Можно, – говорю я. – Но сначала мне нужно кое-что сделать.
Из дома не доносится ни звука. Слышно только шум леса. Шорох ветра в кронах деревьев, топот лап невидимых зверей в темноте. Воздух напоен ароматами – хвои, прелой листвы, мокрого угля в гриле перед домом.
Папин темно-синий «вольво» криво припаркован возле дома. Видимо, он спешил.
Я отпираю дверь и вхожу внутрь. Вешаю школьный рюкзак, стягиваю куртку.
В гостиной мигает свет телевизора. Он работает, но без звука. Папа спит на диване. Он громко храпит, одна нога свешивается вниз, словно он заснул в процессе подъема с дивана. На журнальном столике – пустые банки из-под пива.
Я осторожно поднимаю его ногу, кладу на диван и достаю покрывало, чтобы накрыть его. Папа что-то бурчит во сне, меняет положение и утыкается лицом в спинку дивана.
Выключаю телевизор, выхожу в прихожую. На цыпочках поднимаюсь к себе в комнату, осторожно закрываю дверь. Потом иду к кровати и достаю из-под матраса коричневую тетрадь.
Усаживаюсь на пол спиной к кровати.
Теперь я знаю, кто она – женщина, которую я видел в лесу, Ханне. О ней было написано на сайте местной газеты. Из статьи я узнал, что у нее «частичная потеря памяти» и что, когда ее подобрала машина, Ханне была в компании «молодой женщины». Полиция просит молодую женщину связаться с ними. Там был номер телефона. Любая информация может быть полезна, потому что коллега Ханне, полицейский из Стокгольма, бесследно пропал. Дальше было написано, что Петер в день исчезновения был одет во «фланелевую рубашку в красно-белую клетку и синюю куртку марки „Сэйл Рэйсинг“».
Прочитав статью, я подумывал позвонить на этот номер. Но позвони я в полицию, они бы сразу поняли, что это я был там в лесу в лифчике, платье и в туфлях на каблуках. А это невозможно. Совершенно немыслимо. Я подумывал пойти в участок и отдать тетрадь, но участок находится в Вингокере и открыт только один день в неделю.
Да и как бы я объяснил, как она у меня оказалась?
Я много думал о том, что случилось, и решил, что лучше всего будет прочитать записи и посмотреть, есть ли там что-нибудь важное, что может помочь полиции с расследованием.
Сказано – сделано. Я открываю влажную тетрадку. На первой странице написано «Дневник» старомодным косым почерком. А под ним:
Читать утро + вечер.
Любопытно.
Зачем писать, что дневник нужно читать утром и вечером, как будто это лекарство по рецепту? И еще: разве дневник не пишется только для себя?
Ханне это сама себе написала?
Читать утро+вечер?
Как-то странно.
Перелистываю титульные страницы и открываю алфавитный указатель на целый разворот. После каждого слова идут цифры.
Я провожу пальцем по списку и читаю ряд на букву М.
Малин Брундин, полицейский: 5, 6, 8, 12, 20
Модус: 12, 23, 35
Металлический штифт в кости: 12, 23
До меня не сразу доходит, что это алфавитный указатель с номерами страниц. Я проглядываю дневник. Ханне пометила каждую страницу номером. Но зачем?
Это же дневник, а не книга для записи кулинарных рецептов.
Не найдя логического объяснения, я переворачиваю страницы и начинаю читать.
Илулиссат, 19 ноября
Разве можно быть такой счастливой?
Я именно там, где всегда хотела оказаться. С мужчиной, которого люблю.
Вчера утром П. разбудил меня, принеся завтрак в постель. Он был в деревне и купил хлеб с семечками, который я так люблю. Это такая малость – сходить за хлебом. Но его забота греет мне душу.
Мы все утро провели в кровати. Занимались любовью, читали газету, заказывали кофе в номер.
Потом мы долго гуляли и обедали в лучах заходящего солнца. Солнце тут садится рано, около двух часов дня.
Погода все еще хорошая, но холоднее, чем две недели назад. Дни тоже стали короче. Светло только три часа в сутки.
Через десять дней наступит полярная ночь. Тогда будет темно круглые сутки. Солнце вернется обратно только в январе.
П. считает, что это жутковато, но я хотела бы остаться.
Я не скучаю по дому. Впервые в жизни я полностью счастлива. Несмотря на то, что моя память хуже день ото дня, даже это не может потревожить моего абсолютного гренландского счастья.
Я и не знала, что такое счастье возможно.
Но подозреваю, что ненадолго.