Потом настали тяжелые времена: всем задерживали зарплату, купить толком было нечего, мы ели борщ три раза в день или жареную картошку. А уж в день маминой зарплаты прыгали от радости, ведь нам перепадало по целой шоколадке, пусть и маленькой, и далеко не лучшего качества. Но с какого-то момента шоколадки стали появляться дома все чаще. А с ними и жевательные конфеты, и двойное печенье с прослойкой. Холодильник тоже не скучал – там всегда стало что поесть. Я спрашивала маму, неужели она нашла новую работу, но никогда не получала прямого ответа.
- Что же случилось, - мучительно думала я. - Если не новая работа, не подработка и не займ у знакомых, тогда что? И почему она не рассказывает?
Было страшно думать о чем-то плохом: за махинации сажали направо и налево, а мама как раз работала с финансами. Но я надеялась, что на такое она не пойдет.
Беда пришла, откуда не ждали. Ее, вернее, его, звали Марлен.
Где и как познакомилась мама с этим восточным красавцем, мне, понятное дело, известно не было. В один из выходных дней она принесла нам с сестрой красивые платья и сказала их надеть. А потом поставила перед фактом – она встречается с мужчиной и хочет нас с ним познакомить.
В общем, мы пошли гулять к морю, где встретили его. Познакомились, пообщались, погуляли. Потом он проводил нас домой, а сам ушел.
После того знакомства мама стала пропадать на две-три ночи среди недели, или на все выходные, оставляя нас самих, и так продолжалось довольно долго, достаточно для того, чтобы мы с сестрой привыкли. Мы понимали, что она ночует у Марлена, но почему не создает с ним семью, не выходит за него замуж, не переезжает к нему насовсем, или, на худой конец, не живет с ним у нас, – понять не могли. На все вопросы о нем она реагировала бурно, поэтому лишний раз тему их взаимоотношений ни я, ни Лина не поднимали.
Эта тема поднялась сама. Я училась в предпоследнем классе, когда, придя домой, застала маму в слезах. Сердце неподъемной глыбой придавило тяжелое предчувствие – неужели еще с кем-то случилась беда, кто-то умер?
Как оказалось, в тот день умерла наша семья…
Мама, виновато глядя на меня и комкая в руках носовой платок, что-то говорила и говорила, обнимала меня и снова плакала. Вся ее речь сводилась к простым вещам: она продает нашу квартиру из-за того, что у Марлена проблемы, и ей нужно с ним уехать из города. Но она уже обо всем подумала – нам с Линой снимет жилье на год и оставит денег на первое время. И за нами будет присматривать Василий Степанович – лучший друг ее отца – нашего деда, который умер еще до нашего с сестрой рождения, и мамин крестный в одном лице.
С каждым ее словом мое сердце сковывал новый обруч льда. Что я могла сделать тогда, если она все за всех нас уже решила? Что я могла ей сказать такого, что бы остановило ее? Внутри поднимались волны негодования, обиды, боли. Как же так? Она с Марленом, а мы – остаемся? Почему она нас бросает? Как мы будем сами, одни? Но слова не шли с языка, застревая в горле, а мое молчание она восприняла как безоговорочное согласие, похвалив за благоразумие.
В течение нескольких дней все перевернулось с ног на голову – часть мебели и вещей была продана, часть – перевезена в однушку, где нам с Линусей предстояло жить ближайший оплаченный год. Благо была она в том же районе, что и наша прежняя квартира, так что все привычное оказалось рядом.
С тех пор прошло почти двадцать лет, а как будто вчера. Я уже давно не держу обид на маму, но так хочу понять, почему она так поступила. А этого, к сожалению, так и не получается.
День девятый
Везу Шуру на шахматный турнир в соседний город. И мне есть чем гордиться – он уже мастер в этом виде спорта. Сын занимается в шахматном кружке всего лишь второй год и уже показывает блестящие результаты.