В восемь утра нам удалось остановить грузовик, который довез нас до городка Чукикамата, и мы расстались с семьей, собравшейся ехать дальше, на горные серные рудники; туда, где климат такой скверный, а условия жизни такие тяжкие, что никто не требует рабочего удостоверения и не спрашивает, каковы ваши политические взгляды. Единственное, что берется в расчет, это энтузиазм, с которым рабочий собирается гробить себя взамен на крохи, которые позволяют ему выжить.
Несмотря на то что силуэты наших знакомых растаяли вдали, перед глазами у нас стояло до странности решительное лицо мужчины и вспоминалось его простодушное приглашение:
— Приезжайте, товарищи, пообедаем вместе, приезжайте, я ведь тоже праздношатающийся. — За этими словами угадывалось его глубокое презрение к паразитизму, который он усматривал в нашем бесцельном бродяжничестве.
В действительности против таких людей почти не принимают репрессивных мер. Не считая опасности, которую представлял или не представлял для жизни здорового коллектива «коммунистический червяк», зародившийся сам собой, речь шла о протесте против вечного голода, превратившемся в любовь к этому странному учению, суть которого он никогда не мог понять, но лозунг которого «хлеб голодным» был ему доступен, мало того, наполнял смыслом его существование.
С другой стороны были хозяева, светловолосые и румяные, умелые и нагловатые администраторы, обращавшиеся к нам на своем ломаном языке:
— Это город не туристический, я дам вам гида, который покажет вам все установки за полчаса, а потом, будьте так добры, не беспокойте нас больше, потому что у нас очень много работы.
Надвигалась забастовка. И проводник, верный пес своих хозяев-янки, говорил нам: «Безмозглые гринго, теряют на забастовке тысячи песо в день, из-за того что отказывают в грошовой надбавке бедным рабочим; вот когда выберут моего генерала Ибаньеса, всему этому придет конец». Ему вторил мастер с душой поэта: «А вот знаменитые уровни, которые позволяют использовать весь минерал. Многие, вроде вас, расспрашивали меня о разных технических деталях, но редко кто интересовался, скольких жизней это стоило, да я бы и ответить не смог, но большое спасибо за вопрос, господа доктора».
Холодное умение и бессильная злоба рука об руку спускаются в великий рудник, помимо ненависти объединенные общей необходимостью выжить и следить друг за другом; посмотрим, настанет ли день, когда какой-нибудь шахтер с удовольствием возьмет кайло и пойдет отравлять свои легкие, сознательно этому радуясь. Говорят, что там, откуда долетают красные языки пламени, озаряющие мир, это так. Я не знаю.
Чукикамата
Чукикамата похожа на сцену в духе современной драмы. Нельзя назвать ее некрасивой, но красота эта лишена изящества, она подавляет и холодна как лед. Когда приближаешься к руднику, то кажется, что все окружающее сосредоточилось здесь, чтобы вызвать у человека ощущение удушья. После двухсот километров пути наступает момент, когда слабый зеленый мазок, которым деревушка Калама вторгается в серое однообразие, воспринимается с шумной радостью, как оазис в пустыне. И какой пустыне! Климатологический наблюдательный пункт, расположенный в Монтесуме, неподалеку от «Чуки», квалифицировал здешний климат как самый сухой в мире. Без единого кустика, который мог бы вырасти на этих селитряных землях, холмы, беззащитные перед яростью ветров и дождей, изогнули свои серые, преждевременно состарившиеся в борьбе со стихиями хребты, покрытые старческими морщинами, не соответствующими их геологическому возрасту. Сколько их, составляющих эскорт своего знаменитого собрата, хранят в своем чреве похожие богатства, ожидающие, пока железные челюсти механизмов не пожрут их недра с неизменной приправой в виде человеческих жизней — жизней тех безымянных бедолаг, которые гибнут в этой битве в тысяче ловушек, которыми природа окружила свои сокровища, с одной лишь единственной мечтой — заработать себе на кусок хлеба.
Чукикамата в основном состоит из медноносного холма, чья огромная туша изборождена шахтами двадцатиметровой глубины, откуда добытая медь легко перевозится вагонетками. Особое строение жилы требует произведения всех работ под открытым небом, позволяя промышленное использование минерала, содержащего не менее 1 % меди. Каждое утро часть холма подрывают динамитом, и большие механические черпалки грузят продукт, который по железной дороге отвозят на мельницы, где дробят. Этот помол осуществляется в три стадии, после которых продукт превращается в щебенку. Затем ее подвергают обработке сернистой кислотой, которая извлекает медь в виде сульфата, образуя также медносодержащий хлорид, а он после обработки на старой мельнице для железной руды превращается в хлорид железа. Оттуда жидкость перевозят в так называемый «зеленый дом», где раствор медного сульфата разливается в огромные чаны, и в течение недели через него пропускают ток напряжением 30 вольт, что вызывает электролиз соли, а медь оседает на тонких пластинах того же металла, предварительно образовавшегося в других цистернах с обогащенным раствором. Через пять-шесть дней пластина готова к переплавке; раствор потерял от 8 до 10 граммов сульфата на литр и вновь обогащается новыми порциями продукта. Пластины помещают в печи, где после 12 часов обжига при температуре более 2 000 градусов они превращаются в слитки весом по 350 фунтов. Каждый вечер в Антофагасту спускается состав из 45 вагонов, перевозящих более 20 тонн меди каждый — результат дневной выработки.