Бетси, Кики, Кэрол и Чарли были отправлены по домам. Для всех, кроме Чарли, это просто лишняя неделя каникул. Они знают, что родители их отмажут. И никому не жаль Чарли. Все валят вину на нее — торчушку несчастную. Именно Чарли была за рулем, когда после недолгой погони полиция все-таки задержала их. Теперь все утверждают, что она все и заварила. Им еще повезло, что при обыске в полицейском участке ни у кого из них не нашли травы — скурили всю днем.
И никого не заинтересовало, куда испарилась Эрнесса.
А Эрнессе даже удалось вовремя вернуться в школу. Дора просмотрела воскресный список. Эрнесса отметилась в 17.45. Ошибки быть не может — мисс Оливо всегда проверяет, точно ли указано время.
16 декабря
Вчера Дора попросила меня после отбоя прийти к ней в комнату. Вечером она пыталась поговорить с Чарли по телефону, но мать Чарли отказалась передать ей трубку.
— Можно подумать, это я во всем виновата, — сказала Дора, — а ведь меня там и близко не было. А сколько раз я уговаривала Чарли не курить траву. Если бы она осталась с нами, то ничего бы не случилось.
— Я хочу спросить Чарли об Эрнессе, — сказала я.
— Да, она одна виновата во всем этом. Она думает, что умнее всех и может делать все, что хочет, и никто ей не помешает. Может быть, именно сейчас пора схватить ее за руку. Если дирекция узнает, что она толкает наркоту, ее выкинут в два счета, — сказала Дора.
— И как это ей удается всегда оказываться ни при чем?
— Представляешь, я ей предложила прочесть мою рукопись, так она заявила, что это ей неинтересно. Она сказала, что ей скучна беллетристика. Видите ли, она читает только поэзию. Какое самомнение! А ее идеи насчет Ницше — вообще сплошное невежество, — распалялась Дора.
Как я устала. Я сыта по горло этой игрой, что бы это ни было на самом деле. Послезавтра начинаются рождественские каникулы. Мне придется как-то ладить с мамой все эти три недели. Я ничего не ответила Доре. Я надеялась, что она отвлечется от темы. Но она не унималась:
— Надо расследовать, что она делает по ночам.
— Я не хочу.
— Зато я хочу.
Она подошла к окну и открыла створку. Мы выглянули наружу. Там было промозгло и ветрено. Зеленоватые лунные лучи сочились сквозь густую пелену облаков. Смутные очертания водосточного желоба были едва заметны.
— Там очень темно, — сказала я, — ты ничего не увидишь.
— Я могу передвигаться на ощупь.
— Не ходи. Я в прошлый раз чуть не упала. Больше в жизни туда не полезу — это слишком страшно. И если ее комната пуста, ты так и не…
— Смотри! — вскрикнула Дора, подтолкнув меня локтем.
Вместо желоба виднелась широкая зеленая полоса. Ветер швырнул мне в лицо прядь моих волос. На самом дальнем краю здания возле окна Клэр я увидела фигуру. Я прошептала:
— Это Клэр?
Фигура выпрямилась и двинулась в нашу сторону. Она шла по медному желобу ровно и уверенно, словно по земле, ни разу не споткнувшись, — вот так же безукоризненно она играла на фортепиано. Дойдя до своего окна, она шагнула внутрь прямо сквозь стекло.
Дора с грохотом захлопнула окно:
— Она заметила нас, как ты думаешь?
— Не знаю.
Утром за завтраком я спросила Дору: действительно ли мы с ней что-то видели этой ночью?
— Кажется, да. Но может быть, это было не совсем то, о чем мы подумали? Может, она, уходя, оставила окно распахнутым?
А о чем мы подумали?
Одного только я не могу понять. Зачем Эрнесса дает мне знать, что она не такая, как мы?
Так, нужно вздремнуть.
После ужина
Надо же, чуть не проспала ужин!
Я прилегла во время тихого часа и сразу провалилась в сон. Он был таким глубоким и тяжким, что даже во сне я чувствовала, как чья-то громадная рука вдавливает меня в матрас. Я рядом с моим отцом. Сначала мы просто лежим бок о бок на моей кровати, здесь, в пансионе: лежим ровно, на спине, руки у обоих аккуратно сложены на груди, глаза закрыты. Вот она я — на кровати, но в то же время стою рядом и смотрю на лежащие тела.
— Мы оба умерли? — спрашиваю я их.
Они молчат. И вдруг я чувствую, что кто-то дергает меня за руку, тянет к себе. Я оборачиваюсь и узнаю человека, который тащит меня.
— Папа, что ты делаешь? — спрашиваю я.
Но он молчит. Он тянет меня все сильнее и сильнее. Я хватаюсь за железную спинку кровати, я изо всех сил упираюсь ногами в пол, чтобы не дать ему повалить меня. Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы ударить его, — пусть оставит меня в покое! И в то же время я чувствую, что это невыносимо и надо скорее проснуться и прекратить этот кошмар. Я лежу на спине в своей постели. На этот раз одна. Отца больше нет. Я вижу себя, как я лежу на кровати и судорожно пытаюсь поднять голову, сесть, встать. С огромным трудом мне удается чуть-чуть приподнять голову, но она снова падает на подушку, и приходится начинать все сначала. Много раз. Это меня выматывает. Как тяжелы мои веки, как они давят на глаза. Наверное, я никогда не смогу проснуться. Я склоняюсь над постелью, чтобы получше рассмотреть свою спящую ипостась. Неожиданно ее глаза распахиваются, и два моих воплощения в изумлении смотрят друг на друга. Я бодрствую, глаза открыты. Но я оцепенела, как во сне.