Принять решение было слишком нелегко. Во мне происходила невероятная борьба. Слезы за последние дни стали моими лучшими друзьями и спутниками во всех ситуациях. Я стала до невозможного сентиментальной и ранимой. И если неделю, которую я пряталась у Эбби, поселившись у подруги со своими проблемами, получалось контролировать эмоции, то стоило увидеть Джеймса в смокинге, бабочкой и таким красивым, душа снова билась о лёгкие, разрываясь на части.
Как же сильно мне не хватало его…
По привычке, я звала его с утра, вспоминала перед сном, ненароком набирала номер, но вовремя отключалась.
Он вдохнул в меня жизнь, заставив дышать снова полной грудью, а после, снова отобрал этот воздух.
Мама знала все. И мне впервые хотелось что-то утаить от нее. Я вспоминала их счастливые лица, когда говорили нам о ребенке, думала о мамином здоровье, и как мой отъезд может отразиться на ней. Но жизнь ради других уже не твоя. Мне необходимо было выбраться из той паутины чувств и событий, в которую собственноручно загналась.
Как ни странно, мама даже не стала меня отговаривать. Просто выслушала, позволила поплакаться и как всегда, приняла всю боль на себя. Родители Эбби оказались очень хорошими людьми. Подруга просто заявила, что у меня проблемы, и я останусь у них, и мне даже думать не приходилось, чтобы эти люди, чужие и незнакомые мне, приняли в своем доме, как родную.
Наши мамы неплохо сдружились, и как говорится: «Если бы не счастье, так несчастье помогло».
— Ты уверена? — заходя в комнату в касающемся пола платье, в которое я вложила всю душу, коснулась моего плеча Эбби как раз в тот момент, когда я, обхватив себя руками, вглядывалась в отражение в зеркале. Уже битый час.
Платье, сшитое ночами, с любовью и чувством вдохновения. Тогда я ещё была счастлива. Безмерно. И мне хотелось быть красивой для Джеймса.
Эскизы мне больше рисовать не удавалось, все казалось не тем. Я изорвала блокнот, отложив карандаши в дальний угол. Больше не рисовала, больше не пыталась собрать портфолио. Лишь смотрела на прошлые эскизы и с грусть вспоминала то чувство, с которым рисовала их.
Дневник больше не был моей отдушиной. Скорее, проклятьем. Я только и делала, что открывала его, заливала страницы слезами, и закрывала обратно, написав от силы пару слов. И то, трясущейся рукой и в очередной истерике.
Следом за Эбигейл, ко мне подошла Джулия, молча, без слов, и просто крепко обняла. За минувшие дни, эта девушка стала мне ближе. Не отходила вместе с Эбби ни на минуту, несмотря на семейные проблемы и разногласия с родителями.
Сейчас, она стояла в милом нежном платье, которое облегало верх, отрывая плечи и глубокий вырез декольте. Макияж, придававший ей ещё несколько лет сверху и идеально выпрямленные волосы.
— Устала прятаться, — прошептала я, глядя в отображении зеркала на подруг. — И бежать устала. Но это единственный выход.
— Ты можешь остаться у нас, — настаивала Эбби. — Ты ведь знаешь, что можешь.
— Спасибо тебе, — и обернувшись к подругам, я прижалась между ними так крепко, насколько это было возможным, до боли прикусывая щеку изнутри, чтобы не расплакаться. — Спасибо вам. За всё.
Я мечтала о красивом выпускном, бальном платье и слезах радости и гордости. Мечтала, что закончу школу со своими друзьями, в полном городе. А потом, всё изменилось, и я перестала мечтать до момента, пока не обрела тех людей, с которыми не то чтобы выпускной, с которыми хотела разделить жизнь.
Мы с Джулией настаивали вызвать машину, но отчаянная душа Эбби настояла на том, что поведет она. И в тот момент, когда подруга гневно ругала все, на чем свет стоит, что дверь машины защемила подол ее платья, а каблуки совсем не её обувь, мне впервые удалось улыбнуться.
Все время, пока машина быстро скользила по пустым улицам, я нервно сжимала ладони, чувствуя тревогу. Мы должны были встретиться. Я снова увижу его родные глаза, тот потерянный и виноватый взгляд, любимые черты лица, на которые теперь стало больно смотреть, и услышу голос. Низкий. Бархатный. Будоражащий всё тело.
Перед тем, как войти в помещение, я долго набирала в легкие воздух, чтобы его хватило на нашу встречу. Казалось, если я увижу его снова, всё изменится. Была уверена, что услышу своё имя, произнесенное им, почувствую прикосновение во время танца, и останусь.