— Он расплатился с ними жёстко. — говорила по видеосвязи Эбби, а Рэн, лежа на её кровати, постоянно вставлял свои комментарии:
— Получили, что заслужили. — жевал он её шоколадку, неоднократно получая по руках. — Джемс размазал физиономию Сэма в кровь, а эту дуру силиконовую перед всеми выставил лохушкой и поспособствовал её отчислению. Короче, этих двоих, уже год никто в городе не видит.
— Ой, а я рассказывала, что они кузены? — широко выпучив глаза, выпалила подруга, приведя меня в замешательство.
— Как мы. — вставил Форд, поиграв бровями.
— Да заткнись ты уже!
И так у этих двоих продолжалось бесконечно.
Вернувшись на рождение сестры, больше всего я боялась встретиться с Джеймсом. Но мои страхи оказались напрастны. Он не приехал.
Я слышала, их отношения с Кристианом стали ближе. Странная штука, жизнь. Живя под одной крышей, они не замечали друг друга. Но стоило оказаться за тысячи километров друг от друга, как начали ценить то, что имели и не видели всю жизнь.
Завороженно глядя, как в окне иллюминатора приближается посадочная полоса, я начинала дышать полной грудью. Казалось, я возвращалась домой. Туда, где всё началось. И там же закончилось.
Я летела на годик Корнелии, даже не подозревая о том, что спустя два года можно вновь начать дышать. Что твой воздух, которого тебе не хватало, всё это время ждал тебя. И он только твой. Только для тебя.
Глава 56
Bosson — OnInAMillion
Джеймс
В большом светлом здании стоял гул. Периодически что-то объявляли в колонках, люди плакали и смеялись, встречая друг друга с счастьем в глазах. Я ухмыльнулся, закинул сумку на плечо и размашистым шагом направился к выходу.
У большой новой машины, словно только из салона, облокотившись и скрестив руки на груди, улыбался отец. Его глаза так загорелись, стоило увидеть меня, что я понял — меня ждали.
Я так быстро сократил расстояние между нами, расталкивая прохожих, которые стояли, раскрыв рот посреди дороги, что не успел Кристиан Тёрнер опомниться, как я ухватился за него, обнимая. Как в детстве. Когда бежал поздно вечером, дожидаясь отца с работы. Впервые за эти годы, мне казалось, я снова почувствовал себя кому-то нужным.
Жить с матерью было невозможно. Её молодой любовничек оказался альфонсом и, обчистив мамашу, свинтил через полгода моего приезда. Не выдерживая её бесконечных наездов, пьянок и речей об отце, в которых она поливала грязью его и Грейс, я снял квартиру и жил сам, иногда, не выходя из дома неделями.
Отец вложил крупную сумму в моё обучение, но я предпочитал зарабатывать неплохие деньги и выбивать мысли о прошлом на ночных трассах, где главной наградой был адреналин. Только в тех случаях, когда скорость была такой высокой, что отдавала в виски, я мог хоть на минуту не думать о ней.
С годами, я только отчетливее понимал, как оплошал. Начал осознавать, что не идя я на поводу у эмоций, всё могло бы быть по-другому.
После переезда, я и правда стал жить иначе. Снял маски, которые так не любила Эрика, перестал зацикливаться на обидах и просто оставался верным себе, когда всё казалось хуже некуда.
— Кто-то в курсе? — уже сидя у отца в новой машине, которую он купил Грейс на рождение моей сестры Корнелии, на чей первый день рождения я приехал, настороженно спросил я.
— Она ничего не знает, — улыбнулся папа. — Если ты об этом.
Конечно, я об этом. О ком ещё я мог думать в тот момент? О ком я мог думать во приоре?
Всегда.
За это время изменились не только мои взгляды на жизнь, изменился и я. Каждый день, приходя домой глубокой ночью, смывая под холодным душем с себя запах табака и бензина, я просматривал социальные сети Эрики. Новых фотографий было мало. На одной из них она просто улыбалась, сидя со стаканом кофе в руке напротив зеркала, а на другой рисовала. Её волосы выбивали из высокого пучка, одежда была теплой и уютной, а старательная улыбка не сходила с лица.
И каждый раз, стоило мне увидеть её через экран, сердце пропускало разряд. Это говорило том, что я всё ещё любил её. Так же сильно, как в те годы, когда она была до ужаса противной и своевольной девчонкой. Самой необыкновенной и исключительной.
Пусть это мало походит на правду, но за два года во мне ни разу не возникло физического желания к кому-либо их своего окружения. Я не смотрел на девушек, как на потенциальных партнерш, не позволял строить себе глазки и заигрывать. В такие моменты, память постоянно подкидывала смех Эрики, её живой взгляд, большие оливковые глаза и самую открытую улыбку, на которую хотелось смотреть вечно.