«Что мне говорить, когда мама спрашивает о самочувствии? Как долго я смогу лгать, что все в порядке? Теперь моим личным щитом стало «я в порядке». Мне необходимо было вернуться в школу. Продолжать жить. Я понимала, что не смогу спрятаться от всех и всего в этой комнате, но не знала, как перебороть страхи вылезти наружу. Мне страшно. Жутко страшно. И я боюсь своего состояния, себя. Что мне делать? Что, если я не забуду, что, если не смогу подпустить к себе никого, боясь оказаться в тюрьме воспоминаний? «Что, если…» было слишком много. И мне нужно было научиться с ними бороться. А главное, научиться бороться с собой. Я не могу описать, что чувствовала, потому что легче сказать, что ничего. Я боялось той пустоты и отсутствия чувств с эмоциями, которые образовывали дыру во мне. Я уже ненавидела этот город. Этот дом. Район. И все…воспоминания. Лучше бы их не существовало»
Настал день, которого я остерегалась больше всего. Надеялась оттянуть время, насколько это было возможным. Новый понедельник. Мама взяла справку у доктора, в которой говорилось о моей простуде, и с вечера вложила в рюкзак. Все две недели, а может быть, больше, что я просидела дома, мама старалась не отходить от меня ни на минуту, когда я позволяла войти в комнату. Я видела, как она переживает и беспокоится обо мне, но не могла вытерпеть присутствия кого-то рядом. Даже если это было присутствие самого дорого человека на земле.
Я на автомате приняла душ, умылась, надела школьную форму и забрала волосы в высокий хвост, все еще ни разу не взглянув на себя в зеркало. Я не беспокоилась о том, что мои губы сухие и полопались, чтобы нанести на них блеск. Не обратила внимание на синяки и круги, залегшие под глазами. Даже не стала беспокоиться о вьющихся концах, которые небрежно свисали с хвоста.
Мне было плевать, кто какой меня видит. А быть может, я как раз не хотела, чтобы меня кто-либо видел.
Я впервые вышла из комнаты с накинутым на плечо рюкзаком. Медленно, через силу ступала по лестнице, где внизу уже слышались голоса мамы и отчима. А когда послышался низкий голос Джеймса, я резко остановилась. За время, что я провела наедине с собой и своими страхами, я совершенно забыла про сводного. А что, если он все рассказал или собирается рассказать маме? Что, если будет шантажировать меня? Как теперь будет смотреть на меня? Жалеть или насмехаться? Оставит в покое и не будет замечать или станет издеваться, как…
— Милая, что ты там застыла? — выдернул меня обеспокоенный голос мамы, и я поняла, что застыла посреди лестницы с испуганным выражением лица, а на меня уставились три пары глаз. Я ни встретилась взглядом ни с одними. А особенно, не хотела смотреть на Джеймса. — Доброе утро. Как ты себя чувствуешь?
— Я в порядке. Доброе утро.
— Садись, завтракай, Джеймс подвезет тебя…
— Я не буду завтракать. — перебивая маму, быстро проговорила я, спустившись мигом с лестницы и уже оказываясь на выходе. — Подожду на улице. Свежим воздухом подышу.
Наверное, удивлению мамы не было придела, и возможно, все трое прожигали меня взглядом, но я так и не обернулась, чтобы узнать об этом.
Стоило мне оказаться на улице, как кожу обдал прохладный ветер. Подняв голову к небу, я сдержала себя, чтобы не ахнуть. Оно было серо-голубыми, затянутым и без единого намека на осеннее настроение. Солнце больше не пробиралось сквозь пелену облаков, а теплый ветер не щекотал кожу. Теперь он пускал дрожь от холода и напоминал о приближающейся зиме.
«— Сколько я не выходила из комнаты? — устало уставилась я себе под ноги, где пролетали последние оранжевые листья. — Почему погода так соответствует настроению…?»
Обхватив себя от холода обеими руками, я не заметила, как из дома кто-то вышел и слишком близко со мной заговорил, что мне пришлось отпрыгнуть от неожиданности, сдержав себя, чтобы не закричать.
— Ты чего? — Джеймс смотрел на меня, как на зачарованную идиотку, у которой поехала крыша, а в руках у него был мой светлый кардиган. Мне пришлось выдержать его долгий задумчивый взгляд, прежде чем я трусливо отвернулась. — Твоя мама попросила передать. Чтоб не замерзла. За эти дни похолодало.
И вручив мне вещицу в руки, он не сказав больше ни слова, прошел к машине. Я обернулась к черному «Камаро», чтобы не заставлять сводного ждать, но в ту же секунду воспоминания той темной ночи, и как Джеймс вернул меня домой, накрыли с головой, заставив тело врасти в землю.
Пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдвинуться с места, и заметив в окне внимательный взгляд мамы, я быстро исчезла в салоне автомобиля. Тяжелое дыхание, звук заводящегося мотора, ремень безопасности и…я с ужасом широко раскрыла глаза, переведя взгляд на переднее сидение.