Мимолетное молчание затянулось. Как и наши безмолвные гляделки. Мои мышцы всё больше напрягались, слоило подумать о миниатюрной фигуры Эрики, её улыбки и пухлых губах, который упрямо твердили о своём. Эта девчонка определенно могла свести с ума любого, стоило ей захотеть. И меня чертовски злил тот факт, что ублюдок в клубе воспользовался случаем. Коснулся её, по-свойски целовал и касался кожи, прижимал к себе и думал о продолжении. Я видел в его похотливом взгляде желание, как мерзко и откровенно он обводил её хрупкую фигуру взглядом и облизывался, как сытый кот.
Я не желал подпускать её к себе близко. Но и не мог позволить кому-то приблизится к ней.
Эрика была слишком невинна. Она была словно глотком свежего воздуха. Тёплого, порывистого, оживляющего. После взгляда на неё хотелось без причины улыбаться. А после разговора, верить, что вся её сказочная чепуха — правда. Эта девушка чертовски сводила с ума.
Но я поклялся противостоять этому.
Я был не тем, кто должен быть рядом с ней. Моя жизнь была хаосом, смерчем, сносящим на пути всё живое. А она хрупкий стебель, слепо верящий в добро и искренность людей. Во мне ни осталось ничего святого. А в ней всё пылало светом. Я чертовски хотел оградить её от нашего мира, в котором мы погрязли, но…это порывистое желание было настолько явным, что я упорно отрицал его.
— Ты никогда не задумывался, почему у вас с отцом такие напряженные отношения?
И всё былое желание говорить, оттаять и позволить ей увидеть во мне человека, как рукой сняло. Были грани, которые переходить не стоило. И тема моей семьи не касалась ни её, ни кого-либо другого.
— Тебя это не касается. — через чур грубо бросил я.
Её глаза расширились, а плечи напряглись. Сводная закусила нижнюю губу, и быстро отвернулась, пряча выражение лица.
«Самодовольная сволочь»
— Мы всегда были чужими друг другу людьми. — слова сами собой вырывались наружу. По какой-то причине, с ней мне хотелось говорить. Хотелось слушать её, и быть честным. Настоящим. Так она говорила? — Всё, что волновало и волнует отца — его бизнес. Он трудоголик. Жестокий. Властный. Справедливый. Но не по отношению к собственной семье.
— Твоя мама… — осторожно начала, словно боясь, что вопрос вновь заставит меня сорваться на неё. Я усмехнулся. Понял, что она имела ввиду.
— Нет, она живая и здоровая. Более чем. — горько ухмыльнулся я. — Укатила с любовничком в Амстердам и теперь высылает открытки на мои дни рождения. До нас с отцом ей никогда не было дела. Всё, что волновало мать — деньги отца. Их развод никак не отразился на мне. Наверное, в какой-то мере, после её ухода, мне стало легче. Мы стали свободнее, и больше не приходилось притворяться семьёй. Больше не приходилось слышать вопли вечно обделённой вниманием матери, громкие хлопки дверью, когда уходил отец и вечное нытье, которым она пыталась настроить меня против папы.
«Папа»
Уже забыл, когда в последний раз так обращался к нему. Наверное, в глубоком детстве.
— С появлением твоей матери в жизни отца, он… — какая-то ревность ли печаль поселилась во мне. — Он изменился. Никогда не видел, чтобы он смотрел так на какую-либо женщину. Я всегда знал, что с моей биологической мамашей он всегда был, как в клетке. Жил в офисе, как робот. Пока я был маленьким, уделял всё внимание мне, а потом…в какой-то момент всё просто изменилось. Я вырос, он потерял интерес во взрослом сыне, а мать и вовсе никогда не любила меня. Я — её путь к деньгам отца. Был, есть и буду.
— Джеймс… — её шепот, едва слышный, дрогнул. А я вздрогнул, когда почувствовал теплую маленькую ладонь поверх своей. Мой взгляд был прикован к её хрупкому запястью и тонким пальцам, которые неуверенно накрыли мою ладонь. А самый чистый из всех, что я видел, взгляд, с приоткрытыми губами, отпустило демонов во мне.
— Даже не думай об этом. — в какой-то момент мой голос перешёл на шепот, завороженно глядя в её глаза. — Я рассказал тебе об этом не для того, чтобы ты меня жалела. Я…я вообще не понимаю, какого черта все это говорю тебе.
— Каждому человеку нужна возможность выговориться. Невозможно всю боль копить в себе. Однажды, можно не выдержать. — и она замолчала, тяжело сглотнув. — У меня не было такой возможности, когда было необходимо.
В её глубоких глазах вдруг отразилась тяжёлая печаль, которую невозможно выдержать на таких хрупких плечах. Мне показалось, она думала о чём-то, что причинило ей боль и оставило отпечаток. А потом, в её голосе появилась резкость и новые нотки протеста.