Меня только смущало, что конденсатор выходит из строя навсегда, а периодически портится только триод (от нагрева). Значит, шалит триод КТ209Е, а не конденсатор +100 мкф?
Утром, встав в 630, я поспешил в подвал, чтобы проверить эту догадку.
Я подогревал паяльником триод, - сбой вызвался, но не так сильно, как было. Но когда я трогал триоды пальцем, то сбой возникал мгновенно! И тут я заметил, что при этом я ещё задевал конденсатор. Значит, всё-таки конденсатор! И не высыхание, а непропай! Вечером узнаю.
1 июня 1992 года, понедельник.
В отделе Амирьянца есть молодой специалист Володя Балабанов. Он раньше меня сообразил, как можно приспособить нашу систему КС2 к их задачам статической аэроупругости. Самое сомнительное в системе КС2 – это то, что в векторе обобщённых сил нет готовых компонентов, которые бы соответствовали Су, mz и т.п. Тогда Балабанов изобрёл такой приём: он решает задачу о манёвре, не обращая внимания на Су, а из найденного решения выуживает подъёмную силу и прочее. При этом приходит ещё раз к другой системе уравнений, но уже совсем простой: в 2-3 строчки.
Я подумал, почему Балабанов так легко справился с задачей, пока в моей голове до сих пор ещё какой-то затор? И понял: я в последние три года занимался исключительно рутинной работой: заводские расчёты, а в эти дни – модель Боинг. Голова отвыкла от аналитической работы. Система КС2 – она сложнее системы КС1, и хотя я её понимаю, насчёт Су никак не могу сообразить. Молодец Балабанов, - надо его похвалить.
Парышев всё пропадает в трубе Т-128, и я решил его навестить. Его нашёл я в приборном отделе, он изучал спектры вибраций модели Боинг, которые были записаны в прошлую продувку в пятницу. А в рабочей части в это время Ефименко с Бариновым налаживали статические испытания. Там же среди наладчиков затерялась Вера Михайловна. Увидев меня, она сразу же стала расспрашивать меня о результатах расчёта. Я, помня о выговоре Стрелкова, постарался не впадать в крайность, и сказал ей, что хотя частотные испытания показали обнадёживающие результаты, но во время продувок надо быть начеку и не прозевать флаттера, если он вдруг случится из-за внезапного ослабления. Мало ли что может случиться в опоре тензовесов: оторвётся болт, появится люфт… «Нет, нет! – уверяла она, - все болты теперь завинчены туго, а люфты устранены».
Потом начались переговоры вчетвером: Карклэ, Парышев, я и В.М. Она хотела вызвать Амирьянца, но его в этот день не было, а Стрелков умыл руки. Так что разрешение на продувки мы подписали втроём. Числа Маха ограничили 0.8, а что касается 0.88, то это пока отложили.
Герин ТВ ждал до вечера. Я с нетерпением добрался до того конденсатора, но… дело оказалось не в нём! Так что на следующий вечер надо будет проверить ещё кое-какие версии. А Гера между тем преуспел в коммерции, привезя в ЦАГИ для своих коллег 200 кг творога по низкой цене 30 руб за кг ( в магазине по 43 руб). Они куда-то ездили с другом на Мерседесе, далеко: пять часов езды. Почём покупали на месте – коммерческая тайна.
Утром Костя подвёз меня до ЦАГИ на своих Жигулях (они с Инной ехали в Москву) и по пути ещё раз делал мне выговор за общение с Верой.
2 июня 1992 года, вторник.
По РТР передавали, что в Новосибирске многие заводы на грани закрытия. Один завод должен 130 млн, а ему должны 180 млн, зарплату платить нечем. У меня там мама и брат Петя.
Ефименко измерил жёсткости заделки большой модели Боинг. Оказалось: Свращ =180 тм/рад, а Сизг = 380 тм/рад. У меня предполагалось соответственно 250 и 200, но частоты получились правильными: 5.5гц и 9.7 гц. Для интереса я подправил свои вращательные данные: Свр = 180, I = 0.15 вместо I = 0.2 – получились те же частоты и тот же флаттер.
Погода изменилась: похолодало. И одновременно выключили батареи. Мебель в нашей комнате и стены до сих пор нагреты до 30оС.
Чижов в отпуске, и я третий день слежу за Лабтамом. Утром я её включаю примерно в 750, а вечером выключаю. Все привыкли, что машина работает до 18-19 час. Поэтому в шестом часу, обходя всех пользователей с просьбой закругляться, я встречаю удивлённые лица Орлова, Ишмуратова и Зубакова. А мне надо уходить домой в 17 час. После некоторого раздумья я сообразил, что у Светы скользящий график, и она работает с 945 до 19 час. Значит, можно вечером попросить её выключать ЭВМ. И вот я написал таблицу-инструкцию, в которой было около 10 пунктов, специально для Светы, и дал ей прочитать, понятной ли будет эта инструкция? Инструкция начиналась так: ВКЛЮЧЕНИЕ LABTAM: 1) Рубильник 380 в. 2) Двигатель. …
Она прочитала и говорит, что ей тут ничего не понятно: «Рубильник… Что рубильник? Что с ним делать? Посмотреть на него или потрогать?» Но за 10 мин я её научил. Лаконичная таблица лучше длинных фраз.
3 июня 1992 года, среда.
Тревожные вопросы возникли у Парышева после двух дней продувок большой модели крыла Боинг в трубе. Трубачи уже дошли до числа Маха М=0.88 и скоростного напора q = 6000 кг/м2. Серёжа всё это время сидел у спектр-анализатора и наблюдал на экране вибрации модели. Частота крутильных колебаний в потоке снизилась с 5.5 гц до 3 гц. Почему? В чём причина? Серёжа предлагал мне пойти в трубу, взять у аэродинамиков уже померенные ими коэффициенты mz и, вставив их в расчёт, посмотреть, получится ли в результате снижение частоты в потоке. Мне это предложение не понравилось, т.к. по просьбе Карклэ я уже неделю назад делал вручную такую оценку. Причём, мне не надо брать их коэффициенты, т. к. я задаю максимально возможные Су, а фокус – произвольно. Пётр Георгиевич скептически заметил: «Но Вы же могли ошибиться? Обычно научные работники любят ошибаться в 100 раз». На это я ему ответил, что он ведь сам научный работник и так же закончил Физтех, и почему бы ему не посчитать это? «А зачем? – парировал он, - я ведь присутствовал при Вашем расчёте».
Так и непонятно, откуда эти 3 гц? Я спрашиваю их, а большие ли амплитуды. Они отвечают, что такие же большие, как от удара кулаком (а модель весит 1720 кг!). Мне стало смешно: «Так это же комариный укус! На крыле может возникнуть подъёмная сила в несколько тонн! А вы – кулаком!» В общем, я заверил Карклэ, что это никак не может быть собственными колебаниями модели, а, скорее всего это срывы с носа обтекателя. Тогда Петя сказал, что он тоже так думает.
4 июня 1992 года, четверг.
Пришёл Игорь Дорохов и пригласил желающих перейти на работу к ним в НИО-7 в киноотдел на должность кинооператора. Их отдел не в пример всему остальному ЦАГИ процветает. Они нашли золотую жилу, заключая многочисленные договоры с разными киностудиями СНГ. Предметом договоров является цаговское дорогое импортное кинооборудование, которое они сдают в аренду (в прокат) по 1500-2500 руб в день. Кинокамера стоит больше миллиона руб, да ещё магнитофон Nagra. Они уже сотрудничали с Ашхабадом, с Одессой и с Крымом. Предлагается оклад до 7000 руб, а работа простая: сопровождать аппаратуру, днём выдавать, а ночью сохранять у себя в гостинице. Я обещал Игорю поискать желающих и уже поговорил с Фаянцевым, с Мишей Юдановым, а сегодня и с Юрой Мулловым. Он только что вернулся из трёхмесячного путешествия по Европе, побывав в Швейцарских Альпах, на пляжах Италии и в Лондоне. Его рассказов я ещё не слышал, - он обещал на днях зайти ко мне в гости.
В 16 час я направился в трубу Т-128. Я сначала пригласил туда за компанию со мной Костю, но он удивился: «Что там делать?» А там я как раз попал в разгар событий. В кабине управления, которую я бы назвал не «кабина», а зал управления, слонялись по делу и без дела около 25 человек. Там была и Вера Нейланд, и Верховский, и все операторы, был и Вова Галкин… Одних прочнистов от нашего НИО-19 было 7 человек: Парышев, Карклэ, я, Мамедов, Симонов и два толстяка-прибориста (их фамилии я не знаю).
Как раз был назначен пуск с усиленной программой: число Маха М=0.88, а давление 1.5 атм. Пуск назначен, но никакого движения не произошло. Я спросил Петю, в чём дело, а он ответил, что в трубе очень много служб, но, по-видимому, какая-то из них ещё не готова. Может случиться, что будем ждать 5 мин, а может 40 мин, а бывает и до ночи.