В ноябре Света болела две недели, и поэтому отчёт с таким названием я написал самостоятельно. Я и сам чуть не заболел, но всё обошлось.
Дело было так. 24 ноября в 1720 я закончил работу и собрался идти домой. А на улице было уже темно. На территории института освещается только центральный проспект, а около нашего здания, называемого пристройкой, темно. Перед выходом на центральный проспект сначала надо пройти по тротуару мимо АТС. В это время из АТС уже все ушли, и их здание было совершенно тёмное… Удар и боль в груди были неожиданными, и вот я уже с трудом вылезаю из канализационного колодца. Похоже, что я сломал правое ребро. Поцарапан левый глаз, из правой ноги льётся кровь. Боль и досада. И злость на тех, кто оставил канализационный колодец открытым. А он как раз посредине тротуара. Стою, согнувшись от боли, и думаю, кто же эти гады, оставившие люк открытым? Смотрю подозрительно на тёмные окна АТС: может они? Потом уже на следующий день выяснилось, что это оставили слесари из ОГМ, и что глубина колодца три метра, и что мне повезло, что я задержался на средине.
Через минуту, моя злость сменилась тревогой за следующих, кто пройдёт после меня. Тогда я решил закрыть люк. Чугунная крышка валялась тут же около люка, но со сломанным ребром я не смог бы её поднять. Когда мои глаза привыкли к темноте, я различил у стены АТС много подходящего железа. Особенно годился для этой цели метровый круг железа. Я подкатил этот круг к яме, и с грохотом опрокинул на неё.
На другое утро из рассказов очевидцев выяснилось, что открытый люк видели многие, и все без исключения тревожились, не упадёт ли кто-нибудь в него. Но это было до наступления сумерек. А с темнотой туда начали падать люди. До меня туда падал Борис Смирнов, но он удержался, возмутился и… поправив предательскую легкомысленную фанерку, пошёл дальше. Следующим шёл я и, проломив фанерку, упал в люк. Потом после меня шёл Мосунов (он всегда кончает работу позже меня). Только утром после моего рассказа он понял, почему, когда он проходил мимо АТС, под его ногами прогремел лист железа.
Комиссию по производственным травмам возглавляет Алексей Угланов. Кроме моего заявления понадобилось показание свидетелей. Таким свидетелем оказался Орлов. Он не видел, как я падал, но видел, как я заковылял. Кроме того, понадобилась справка от хирурга. Я пошёл в медпункт, где фельдшерица полечила мне рану на ноге, а с ребром она меня послала в цаговскую поликлинику. Хирург не стал делать рентген, потому что ушиб или перелом, - неважно: лечение одинаковое – покой. Но он предлагал больничный листок, от которого я отказался. Отказался потому, что я, во-первых, уже ломал ребро, во-вторых, много неотложных дел на работе. В-третьих, сорок лет я не болел и горжусь этим. Угланов удивился, что я отказался от больничного листа: «Зачем же мы тогда составляли акт о производственной травме?» А я не знаю, зачем. Акт порвали. Прошёл уже месяц, а я всё ещё не могу спать на правом боку.
Но я продолжу рассказ о Китайском контракте. Гена умудрился продать китайцам то, чего ещё нет в природе. В системе КС2 нет статической аэроупругости. Во-первых, эта тема не нашего отдела, а его – Амирьянца. Во-вторых, ничего ещё не сделано. В прежние годы эту работу для Амирьянца делал я и не потому, что меня кто-то просил, а просто из любви к науке. Мой метод был пригоден не только для флаттера, но и для статической аэроупругости, вот я и делал с удовольствием соответствующую методику и программы на БЭСМ-6. Но вот уже 5 лет, как закрылась БЭСМ-6, а всё программирование я передал Мосунову и Набиуллину (Света работает самостоятельно).
Мосунов пошёл в глубину, оттачивая алгоритмы и сервис исключительно для флаттера. Ни расчётом напряжений, ни статической аэроупругостью он не увлёкся. Да он и с флаттером запутался: столько версий и разновидностей модулей, а сборника и путеводителя нет. То и дело всплывают ошибки и логические промахи. Его разрывают на части, как (я помню) добивались Томилина или Тюрина - создателей операционной системы для БЭСМ-6.
Летом, вскоре после заключения сделки с китайцами, Гена попросил меня запрограммировать недостающую статическую аэроупругость в КС2. «Да ты что! – ответил я, - разве ты не знаешь, что я уже много лет не занимаюсь программированием?» «Ну, тогда попроси Мосунова», - сказал он. Я объяснил ему, что и Мосунов этого сделать не сможет, потому что его рвут на части корейцы, китайцы и наши заводы (Белянин, Колоцей, Тамара). Всюду распроданы его программы, а в них постоянно возникают недоразумения. Однако речь идёт не столько о КС2, как об Аргоне, в котором он соавтор. Там ведущие: Евсеев и покойный Липин, а Мосунов перетащил в Аргон систему КС2.
«А во-вторых, - добавил я, - в КС2 нет даже теории статической аэроупругости, и программировать пока нечего».
«Но ведь Володя Балабанов запрограммировал в КС2 статическую аэроупругость, - возразил Гена, - и можно попробовать использовать его программу». Володя Балабанов… Что он говорит! Да этот Балабанов уже два года живёт в США! А его программа действует только для единичной УП (упругой поверхности), а в КС2 их может быть много (до 20 и больше).
Решили так. Я ухожу в отпуск на 2 мес, а, вернувшись, в октябре за один месяц сочиню теорию, а в ноябре кто-нибудь запрограммирует. Для этой цели нашли добровольца в лице Орлова. Договор с китайцами о КС2 подкрепили подробным планом. Специальным приказом назначили рабочую группу, в которую кроме нас ввели Орлова и Аверченко, а руководителем назначили Петра Георгиевича Карклэ. Он отнёсся к этой работе очень серьёзно, и когда я, будучи в отпуске, заходил в ЦАГИ, он потребовал от меня, чтобы к 15 сентября была не только напечатана вся теория статической аэроупругости, но и сделаны соответствующие программы. Я в свою очередь, щедро пообещал: «Будет сделано!»
На что я надеялся? На Орлова. Я вручил ему теорию: это была статья в «Учёных записках ЦАГИ» 1976г, но она не годилась для КС2, т.к. там речь шла об единичной УП, а в КС2 их много. Я считал, что Орлову надо начинать с простого. Кроме того, для формального выполнения плана и этого могло хватить: пока начальство разберётся…
Орлов с энтузиазмом взялся за работу, и когда я 26 сентября вернулся из отпуска, а начал с того, что решил посмотреть на его результаты. Не тут-то было! Оказалось, что Орлов занимался этой проблемой всего один день, а потом его вызвал Поповский и поручил ему совсем другое дело: какую-то договорную работу. И вот уже полтора месяца он занят тем делом. От деловитости Карклэ не осталось и следа! Более того, он туманно намекнул, что китайский договор о КС2 – невыгодное дело. Я начал подозревать, что начальство от него уже отказалось.
Но официальные планы само собой, а моя решимость сочинить теорию за один месяц – само собой. И после длительного отпуска, со свежей головой, взяв новую толстую тетрадь, я сел за работу.
Трудно рассказать, как делается такая работа. Она заняла и в самом деле целый месяц. Это похоже и на изобретательство, и на проектирование, и на математическое моделирование. Всё там есть!
Начал я с отчёта Балабанова 1991г. Как я и ожидал, Балабанов запрограммировал устаревший вариант теории 1976г. С этого должен был начать и Орлов. Но Орлов – для ознакомления с проблемой, пока я не вернусь из отпуска, а Балабанов изобразил решение всей проблемы.
Либо он так ничего и не понял, либо закинул (как говорил Райкин) дурочку, надеясь, что его начальник Амирьянц не разберётся. Конечно, Гене некогда разбираться, чем КС2 отличается от обычного метода полиномов. Весь метод полиномов – это только одна из деталей КС2.
В КС2 все УП расположены под произвольными углами в пространстве. Поэтому всякий манёвр самолёта приводит к необходимости в каждой УП делать три преобразования вращения местных систем координат. С этого начинается теория, и кое-что из этого уже делалось в многочисленных программах Мосунова. Потом надо было разобраться с упругими элеронами (в теории 1976г были только твёрдые элероны), - кое-что из этого уже делает в течение четырёх лет Ишмуратов… Кстати, он и взялся за программирование. Не пытаясь рассказать о многих других пунктах теории, перейду сразу к окончанию этой истории.