Кэрри восхитилось тем, как я умею рассуждать, и сказала, что я у нее прямо философ.
Кто из нас без суетности, и, должен признаться, я был польщен этим комплиментом Кэрри. Я не претендую на тонкий слог, но зато, по-моему, обладаю способностью выражать свои мысли просто и доступно. Часов в девять, к нашему удивлению, ввалился Люпин, с диким блуждающим взором, и загробным тоном, который, признаюсь, мне показался несколько наигранным, спросил:
— Есть в этом доме коньяк?
Я ответил:
— Нет. Но есть немного виски.
И Люпин, к ужасу моему, залпом выпил чуть не целый стакан неразбавленного виски.
Мы все трое сидели и читали в мертвом молчании до десяти часов, покуда Кэрри не встала, чтобы идти спать. Она спросила у Люпина:
— Надеюсь, Дейзи здорова?
Люпин, с тем притворным безразличием, какому обучился, видимо, у «Комедиантов Холлоуэя», ответил ей:
— A-а, Дейзи? Ты разумеешь — мисс Матлар. Не знаю, здорова она или нет, но впредь попросил бы никогда не упоминать это имя в моем присутствии.
Глава XI
Нас потчуют подражаньем Ирвингу. Знакомство с мистером Паджем. Пренеприятный человек. Ужасно раздражает мистер Бульвер-Сеттер
20 НОЯБРЯ.
День целый не видел Люпина. По сходной цене приобрел адресную книгу. Весь вечер из нее выписывал фамилии и адреса друзей и знакомых. Матларов, натурально, выписывать не стал.
21 НОЯБРЯ.
Люпин вечером заглянул на несколько минут. Он попросил глоточек коньяку с небрежным видом, который показался мне наигранным и не произвел эффекта. Я сказал:
— Мальчик мой, коньяка у меня нет, а если бы и был, не думаю, что я стал бы тебе его подносить…
Люпин сказал:
— Ладно, пойду туда, где поднесут, — и удалился. Кэрри встала на сторону мальчишки, и весь остаток вечера прошел в пренеприятных пререканиях, причем слова «Дейзи» и «Матлар» были произносимы тысячекратно.
22 НОЯБРЯ.
Вечером зашли Тамм и Туттерс. Пришел и Люпин, и привел с собой своего друга, мистера Бульвер-Сеттера — из «Комедиантов Холлоуэя», — это тот самый, который был у нас на приеме и еще сломал наш маленький столик. Должен с удовлетворением отметить, что о Дейзи Матлар не было сказано ни слова. Разговором почти полностью завладел молодой человек Сеттер, который не только с виду вылитый мистер Ирвинг, но, кажется, вообразил себя этим прославленным артистом[2]. Должен сказать, он нас потешил несколькими шикарными подражаниями ему. Поскольку, когда настало время ужина, он не выказал ни малейшего поползновения уйти, я сказал:
— Если угодно, мистер Сеттер, вы можете остаться и разделить с нами, что Бог послал. Прошу.
Он ответил:
— О! благодарю вас. Но только, пожалуйста, называйте меня Бульвер-Сеттер. Это двойная фамилия. Сеттеров на свете пруд пруди, и вы уж, пожалуйста, меня называйте Бульвер-Сеттер.
Мистер Бульвер-Сеттер за ужином
В продолжение всего ужина изображал он Ирвинга. Он сполз со стула, так что чуть не уткнулся подбородком в скатерть, дважды он лягнул Кэрри под столом, он опрокинул свою рюмку, пролил вино, он неучтиво размахивал ножом прямо под носом у Тамма. Наевшись, он вытянул ноги на каминной решетке и стал сыпать цитатами из пьес, — для меня это китайская грамота, — не раз пинал каминные приборы, производя дикий грохот — а у бедной Кэрри и без того болела голова.
Уходя, он, к удивлению нашему, сказал:
— Завтра я опять приду и прихвачу с собой мой Ирвинговский грим.
Тамм и Туттерс объявили, что им очень хочется на это поглядеть и мол завтра они тоже будут. Невольно я подумал, что дальше ехать некуда, теперь, пожалуй, им ничего другого не остается, как только самим давать вечера в моем доме. Однако же, как мудро заметила Кэрри: «Тут уж на все пойдешь, лапка, лишь бы Люпин забыл эту свою Дейзи Матлар».
23 НОЯБРЯ.
Вечером Туттерс явился рано. Тамм пришел чуть позже и, не спросясь, привел с собой толстого и пошлого с виду господина, Паджа по фамилии, который состоит, кажется, весь из сплошных усов. Тамм и не подумал просить извинения ни у меня, ни у Кэрри, только объяснил, что Падж желает поглядеть, как изображают Ирвинга, на что Падж сказал:
— Так точно, — и кроме этих слов он за весь вечер, собственно, не проронил ни звука. Пришел Люпин, кажется, в куда более бодром духе. Мистер Бульвер-Сеттер явился вместе с ним, но тотчас поднялся наверх — готовиться. Через полчаса Люпин удалился из гостиной, через несколько минут вернулся и объявил: