Подъехав к моему дому, мы благодарим друг друга и желаем друг другу успехов в будущих предприятиях, а я вытаскиваю Кристофера, взрывоопасного в желудочно-кишечном отношении, с заднего сиденья, где он окончательно обмяк и продолжал пускать слюни. Холодный ночной воздух Сан-Франциско немного оживляет его, давая ему возможность выпустить газы, наверное, уже в двадцать третий раз в то время, когда он отрыгивает свое общее пожелание благополучия репортерше, которая в ответ улыбается, машет рукой и уезжает назад в район Марин.
Ну, тут, казалось бы, и все. И если бы существовала какая-либо добрая сила, которую беспокоило состояние вселенной, то ночь тут бы и закончилась. Но вы знаете, что так не случилось.
Управляющий дома, соседнего с моим, очевидно, поменял все флуоресцентные лампы в своем здании и положил уже использованные на тротуар, с тем чтобы забрать их позже. Я не думаю, что он или кто-либо другой специально задумали, чтобы тем, кто их подберет, стал Кристофер. Но именно он им и стал. Я не знаю, какие темные и пагубные мысли бродят в этой грубой, насквозь пропитанной шнапсом душе, живущей в его теле: глаза собраны в кучу и выглядят опасно, и совершенно ясно, что лучше ему не мешать.
Он пролетает лестницу с удивительной живостью для человека, чья печень долгие часы мариновалась в ядовитом веществе. Пока я одолевал три пролета до моей квартиры, было слышно, как Крис уже взобрался на следующие два, и остался один пролет, который ведет к двери на крышу. Как только оттуда доносится звук захлопывающейся двери, внутри меня что-то обрывается.
Следует ли мне зайти к себе в квартиру, запереть все пять замков за собой, проглотить пригоршню таблеток Сомы[33], и пусть Кристофер катится себе с богом? Или просто отдаться жребию судьбы, протащиться вверх еще два пролета и стать свидетелем любого кошмара, могущего произойти?
Я вставляю ключ в замочную скважину и решаю, что, какие бы разрушения ни устроил Кристофер, они не требуют моей помощи. И в этот момент я слышу взрыв. Я выхватываю ключ из замка так же, как клиент шлюхи вытаскивает свой член в момент, когда рвется кондом, и с проклятиями стремглав взлетаю на два пролета к крыше.
Кристофер принимает открытую мужественную позу, в правой руке у него одна из флуоресцентных ламп длиной более метра, которую он держит, как копье, готовое к броску.
— Какого черта ты здесь делаешь, Кристофер?
— Я не Кристофер, — кричит он. — Я — Зевс! Я уже метнул молнию на эту жалкую планету ничтожных смертных. И метну еще одну.
Боже, подумал я. Наверно, группа спецназа уже в пути. Нужно что-то сделать до того, как здесь появятся съемочные группы новостей. Я должен его уговорить. Мягко. Разумно. Спокойно.
— Ты тупой, долбаный, воняющий шнапсом наци! Ты — Кристофер, и ты — смертен, и скоро тебя зачислят в рецидивисты, и сучиться тебе в тюряге. А теперь не стой на краю и убирайся, пока твоя пьяная задница не свалилась с крыши. К тому же, кажется, дождик начинается.
— БОГОХУЛЬНИК! — кричит он на этот раз так громко, что образуется городское эхо. — Я знаю про дождик! Этот дождик сделал я. Я — Зевс, и я ссать хотел на тебя и на других смертных. Земля — мой горшок, и я ссу на слабых и немощных!
Ему удается расстегнуть ремень, пуговицу и ширинку, не упуская из рук флуоресцентную лампу. И он фактически запускает золотую трансцендентную кривую.
Впервые за всю нашу дружбу, Взгляд посылаю ему я. А он остается непроницаем.
— Сраные смертные! Вы не заслуживаете даже яйца богам облизывать! Готовьтесь почувствовать гнев Зевса!
В тот миг, когда он поднимает лампу, чтобы метнуть ее, его штаны спадают до лодыжек.
Из темноты внизу за краем, оттуда, где мне не видно с того места, где я стою, до меня доносится звук распахиваемого окна и до боли знакомый голос, бранящийся на него по-русски.
Золотая струя Криса продолжает еще сильно литься, когда он швыряет флуоресцентную лампу в темноту. Ну, не совсем чтобы в нее, но достаточно близко, чтобы заставить меня улыбнуться. А результат броска драматичен: громоподобный взрыв и звук разбивающегося стекла разносятся по обычно тихому Сан-Франциско. Русская больше не кричит. И теперь у него в руках — две лампы. Могучий громовержец. И дождь действительно начинается. А кто его знает, вдруг он и вправду Зевс. Кто я такой, чтобы судить? Ведь это он — с громом и молниями. И если он мечет их в славянку с бурыми ногтями на ногах, то, что касается меня, он может называть себя так, как ему вздумается. Если человек стоит на крыше в дождь с портками на лодыжках, разве это исключает божественность? Не исключает этого и звук приближающихся сирен. Пусть «Лучшие во Фриско»[34] занимаются с бесштанным греческим божеством на крыше. Настало время Сома, я ложусь в постель. На следующее утро меня будит резким звуком еще один проклятый звонок Тэда Липшица по восточному стандартному времени[35].
33
Сома — PCP (фенциклидин); обезболивающее лекарство, используемое в ветеринарии. Психоделический наркотик, известный и под названием «ангельская пыль». Сома также один из важнейших богов «Ригведы».
34
«Лучшие во Фриско» (Frisco’s Finest) — прозвище Департамента полиции Сан-Франциско (SFPD).
35
Восточное стандартное время (EST) — минус 5 часов от Гринвича, Атлантическое побережье США.