— Больше никаких снимков. Мы закончили.
Афина смотрит на меня, как бы говоря: «Что я такого сделала?» Я наклоняюсь и целую ее в щеку.
— Не в тебе дело… Это все слишком странно.
Она улыбается. Я поворачиваюсь к Диане:
— Диана, вам пора идти. Все происходит не так, как я думал. Такой театр не по мне.
Она смотрит на меня взглядом, лишенным злости, таким, каким смотрят на непрофессионалов.
— Извините, Диана, но засовывать бутылку из-под сока мне в штаны — это не то, что, по моему предположению, должно было быть. Мы закончили.
Она готовится выдвинуть свои аргументы, но со своего места с шумом встает Джи и произносит:
— Пора идти, Диана.
И это почти самая крутая фраза из всех, которые я слышал вообще.
Она пакует свои фотопринадлежности и уходит через несколько минут. Она не прощается. Ну и я тоже.
Я отдаю Джи тысячу пятьсот пятьдесят долларов — остаток от аванса, полученного от Паоло.
Этому много причин, не все из которых ясны мне сейчас. Частично потому, чтобы он не забрал деньги у Селесты, частично для того, чтобы он не надрал мне задницу здесь и сейчас, частично потому, что его уволили из-за меня с прежней работы, частично потому, что он еще не надрал мне задницу и фактически вел себя очень круто, и частично потому, что, ну, Афина не выказала никакого желания уйти, хотя съемка уже закончена. Она еще там, в кровати, в нижнем белье. И, кажется, она действительно предпочла бы не вставать и не одеваться.
Джи жмет мне руку.
— Позвони, если она захочет, чтобы я забрал ее. — И уходит.
Я звоню Паоло и сообщаю, что наш договор расторгнут. Он огорчен и разочарован. Но мне все равно.
— Просто позвоните во Флоренцию и скажите, что я передумал. Аннулируйте мой чек и заставьте возместить ваш.
Я принимаю две таблетки Валиума, Афина — семь.
Я люблю Валиум. Но последнее время для меня было бы лучше, чтобы у него не было таких сильных амнестических свойств: я действительно хочу запомнить каждую деталь тех трех дней и ночей, когда мы были вместе. Но я помню достаточно, чтобы непроизвольно улыбаться каждый раз, когда я думаю о ней.
Но без этого Валиума, в жестоком свете трезвости, я бы, возможно, сильно волновался каждый раз, когда посреди ночи сигналил ее пейджер и она уходила на час или два, натянув на себя что-то облегающее, а потом возвращалась и пересчитывала деньги у меня на постели. Меня одолевал опасный соблазн обнять и прижать ее к себе, сказав, что она лучше этого и что она может остаться со мной, и я буду заботиться о ней, и, о черт, у меня — чувства, и Джи поймет, я думаю…
Но затем моя жизнь станет просто еще одной песней Стинга, ну а на черта мне это… У меня достаточно головной боли, чтобы не добавлять в своем ежедневнике в графе «Что. сделать» фразу: «Работать сверхурочно и тратить мешки денег, которых у меня нет, а также расходовать энергию в масштабах Геракла, чтобы удерживать девушку с дорогими привычками от измен тебе».
Порой мне приходится видеть Афину на обложке местной газеты для взрослых. Рефлексы подсказывают мне взять экземпляр, просто для потомства, чтобы отложить его куда-нибудь на пятьдесят лет и показывать внукам: А эта… эта девушка могла бы быть вашей бабушкой». Но я сразу же слышу Стинга, плачущего по Роксане, и думаю: ну его к черту! Поскольку кому нужны напоминания, а?
ТАНЦУЮЩИЙ В ТЕМНОТЕ
Его имя появляется на моем определителе входящих звонков как Антихрист.
— Ммм-алло?
— Что это означает, что ты не выйдешь больше из дома?
— Это в действительности очень простая концепция.
— Но ты должен выходить из дома. Каким еще, черт возьми, образом ты будешь собирать материал для своих рассказов?
— А я и не собираюсь. Я просто буду писать. Ведь я не репортер.
— Ну да, конечно, но, черт, послушай, мне кажется, что ты слегка впадаешь в крайности.
— Нет, дружок, я вполне нормален. Это все, что Вне… Это и есть крайность.
— Кому-то следует побольше курить марихуану.
— Не-а. Тупит лезвие.
— Действительно, — шепчет он как раз перед тем, как я слышу, что он щелкает своей говорящей о многом зажигалкой, а затем раздается теперь уже знакомый булькающий звук. В конце концов он затягивается.
— И что, тебя заставили засунуть в штаны бутылку из-под сока?
— Ты можешь поверить? Мудаки.
— Но девушка-то все же досталась тебе.
— За кругленькую сумму.
— Не ври. Это были чаевые сутенера.
— Пусть так. Что ты хочешь?
— Еще один рассказ.
— Я не выхожу из дома.