Выбрать главу

Нет ни одного европейского композитора, под музыку которого было бы так затруднительно есть бифштекс, как Вагнер. Удивительно, как мы с Б. еще не подавились бифштексом под музыку этого композитора! Пользоваться горчицей и подливкой было совсем немыслимо. Б. только плачевно посмотрел на эти ингредиенты и удовольствовался куском хлеба в качестве единственной приправы к жаркому. Я, как менее покорный судьбе, чем мой приятель, обмакнул было свой кусок в подливку, но он попал мне не в рот, а прямо на мой новый смокинг, украсив его полудюжиной неизгладимых пятен.

Словом, мы с Б., даже под чарующие звуки «шествия валькирий» чувствовали себя довольно плачевно благодаря нашей прихоти пообедать под хорошую музыку.

Всего легче дался нам картофельный салат под «Фауста». Положим, раза два куски этого салата застревали у меня в горле, но каждый раз мне удавалось благополучно отправить их дальше по назначению, и вообще остаться «победителем в этой игре», если можно так выразиться, не опасаясь огорошить читателя излишней «образностью».

Начиненная вареньем яичница тоже довольно ловко проскользнула у нас в пищевод, поощряемая прекрасными созвучиями какой-то сладкой симфонии.

Сыр мы ели под музыку из «Кармен», а по счету платили в начале целого букета интернациональных песенок. Потом поспешили вон из сада, чувствуя и в желудке и в голове страшный сумбур.

В другой раз мы ходили в такой сад специально пить пиво, но на этот раз уж без музыки. Зато в это посещение мы узнали, что кто не желает больше пить, тот должен немедленно закрыть свою кружку; в противном случае его кружка мгновенно подхватывается служанкою и возвращается вновь наполненною.

Благодаря нашему незнанию этого правила у нас чуть было не вышел инцидент. Едва мы успевали до двух третей опорожнить свои кружки, как они, точно по волшебству, исчезали и потом снова появлялись пенящимися через край. После шестого раза мы начали вежливо протестовать против иной чрезмерной заботливости.

— Благодарим вас за любезность, — говорил Б. краснощекой служанке, так усердно угощавшей нас. — Но, право, это уж лишнее. Мы не привыкли пить постольку. Эту порцию мы, так и быть, постараемся еще выпить, чтобы ваш труд не пропал даром, но пусть она будет последнею. Больше ни одной капли.

Однако с нашими кружками продолжалось все то же волшебство: не успеем оглянуться, как они опять стояли пред нами полными, так и шипя белоснежною пеною. Наконец, в десятый, должно быть, раз (по свойственной нам деликатности мы самоотверженно проглотили еще по четыре кружки) Б. серьезным уже тоном сказал служанке:

— Очевидно, вы забыли, о чем я вас просил четверть часа тому назад. Заявляю вам еще раз, что больше пить мы не можем. Нельзя же угощать людей до бесконечности! Хотя мы и англичане, но не привыкли поглощать пиво сразу такими количествами. Правда, и у нас, в Англии, тоже немало пьют его, занимаясь этим, как своего рода гимнастическим спортом (сколько раз нужно поднимать и опускать руку с кружкою), но все же с известными ограничениями. Думаю, мы в совершенно достаточной мере доказали вам наше искусство в этом спорте, и просим вас больше не затруднять ни себя ни нас. Если принесете еще хоть одну кружку, то мы сочтем это за прямой признак того, что вам почему-то непременно желательно поссориться с нами, а мы вовсе не желаем ссориться с вами. Поэтому повторяю: пожалуйста, ни одной капли больше.

— Так почему же вы не прикроете своих кружек? — проговорила в видимом смущении и сдержанном негодовании девушка. — Напрасно вы сердитесь, если все время сидите с открытыми кружками.

— При чем же тут «открытые» кружки? — резко произнес Б. — Разве у вас запрещено оставлять кружки открытыми?

— Нет. Но раз кружка стоит пред посетителем пустая и незакрытая, то это, по-нашему, означает, что посетитель хочет еще пить, и я обязана за этим следить, — разъяснила служанка.

Сконфуженные, мы поспешно прикрыли свои кружки, расплатившись за пиво, ушли из сада, дав себе слово помнить мудрое правило относительно прикрытия кружек.