Каждый день лыжные занятия. Я очень люблю спорт, особенно зимний — лыжи, коньки. В Москве бывало каждый выходной уезжал в парк. У нас там большой парк, граничащий одной стороной с Сельскохозяйственной выставкой, а другая уходит в леса Московской области. А еще больше любил забрать коньки и к вечеру поехать на каток в ЦПКО имени Горького. Сколько удовольствия мчаться по зеркальной поверхности льда, сверкающего в лучах прожекторов! Все аллеи парка превращены в ледяные дорожки. Устанешь кружиться на шумном центральном катке, и уносишься по аллее в сумрачную глубину парка. Повторятся ли когда-нибудь такие вечера? Как хотелось бы мне провести такой вечер с тобой! Вместе с тобой рука об руку скользить по зеркальной поверхности льда. Или итти на лыжах в ясный солнечный день по парку, где, покрытые серебристым инеем, как в сказке, стоят деревья. Один бы такой день или вечер! А потом я с усмешкой пошел бы даже навстречу верной смерти. Как много значит для человека любовь! Никогда прежде до знакомства с тобой я не знал и не переживал этого.
Знаешь, Шурочка, часто, когда перечитываю свои письма, у меня возникают такие мысли: не думаешь ли ты, что я часто довольно образно описываю события своей жизни, только, как говорится, «для красного словца». Надеюсь, что нет. Ты, конечно, понимаешь, что в условиях военной жизни от души поговорить с любимым другом, даже через письма, — большое счастье. Ведь всегда очень хочется передать свои мысли и чувства как можно ближе к действительности. А это не так-то легко сделать через мертвую бумагу письма. Но я думаю, что ты в моих письмах, так же как и я в твоих, между строк понимаешь больше, чем написано в строках. Пожалуй, надо кончать. Хотя мыслей в голове столько, что не описать и в десяти письмах.
До свидания. Крепко жму твою руку.
12 ноября 1943 г.
Мама, у меня все хорошо. Вода кончилась. Все замерзло. До чего я этому рад. Скорей бы выпал снег, встанем на лыжи. Как хорошо ты описала 7 ноября! Я так живо представил всю привычную картину встречи праздника у нас дома! У меня, конечно, все было по-другому. Ночь перед праздником нес вахту на передовой. Ночь прошла спокойно. Фрицы, наверное, боялись нос высунуть из своих щелей. Полюбовался зрелищем, пожалуй, более грандиозным, чем салют в Москве. Это салют нашей артиллерии и «катюш». В темноте ночи на одном конце горизонта вдруг начинают вылетать один за другим огненные клубки и раздается характерный скрипящий звук. Клубки тают в небе, а у фрицев начинают вырастать огромные фонтаны огня. Земля колышется, как кисель, от мощных взрывов. Невесело в такой момент фрицам. Если к этому прибавить разноцветные струи трассирующих пуль, перелетающих в воздухе, и ракеты всех цветов, то можешь себе представить, как интересно любоваться таким зрелищем. Это, пожалуй, поинтересней, чем фейерверк в парке в выходной день.
Днем 7-го с утра меня вызвали в старое расположение на кросс. День был великолепный.
Времени в запасе было много. Погулял в прифронтовом городке, сходил в кино. Направился на кросс. Три километра прибежал в 13 минут 40 секунд. Сапоги очень тяжелы: трудно бежать. В общем праздник провел как нельзя лучше. Наслаждался полной свободой: никто никуда не направляет, не вызывает, ни о чем не заботишься. Давно у меня не было такого времени. Три ночи спал раздевшись!
После праздников опять будни. Опять работа на переднем крае. Вчера работали последнюю ночь. И, как бывает, не повезет человеку. В последнюю ночь, в последнюю минуту перед уходом погиб от шальной пули мой помощник. Я стал разговаривать с ним в траншее, и вдруг он захрипел и опустился на дно траншеи. Пуля попала в голову. Сколько раз около меня падали люди, и все же до сих пор не могу спокойно видеть такую смерть. Я был просто потрясен. Как я ненавижу виновников всех ужасов войны! Как хочется отомстить! Весь остаток ночи я провел, поливая из автомата позиции немцев, в надежде, что хоть одна из всех пуль, может, где-нибудь пристукнет гада.
До свидания. Привет родным и знакомым. Целую крепко.
16 ноября 1943 г.
Мамочка! Дела у меня идут хорошо. Сегодня дежурю по части. Пришлось порядочно полазить по столбам, зато вечером, после коптилки, электрический свет был для нас праздником. Наши, офицеры на радостях качали меня. Чуть потолок не сломали моим грешным телом. А я вспомнил нашу квартирку. Как ты была довольна, когда я электрифицировал ее.
Ты пишешь о том, как живет Игорь. Призадуматься заставило меня то, что ты пишешь. Прямо удивительно, как ловко сумел он «окопаться» в тылу. Помню, в начале войны, как много он говорил красивых слов. Пошел добровольцем тоже в виде красивого жеста, а как услышал первые взрывы, так и хвост поджал. Я напишу ему письмо, — пусть знает, что я думаю о нем.