Войска, выстроенные в боевой порядок, представляли блестящую картину к моменту приезда императора. Но он ограничился только тем, что вышел около моста из своей кареты, принял рапорты, осмотрел некоторые позиции, отдал приказы и возвратился к своей гвардии в Камень.
Какое разочарование! В скверном настроении снимали мы свои парадные мундиры и надевали медленно и в молчании свое походное платье, думая с досадой об этом человеке, для которого мы зашли так далеко, за которого готовы проливать кровь, ради которого мы уже перенесли столько трудов, а он даже не удостоил нас ни единым взглядом.
Это тем более унизительно для нас, что сегодня в первый раз со времени нашего выступления из Италии мы находились в его присутствии! Если у него нет других побуждений, говорили мы друг другу, то простое любопытство должно бы было заставить его взглянуть на своих подданных, своих верных союзников, и поговорить с ними.
В чем может он упрекнуть нас? Один взгляд, одно слово, улыбка сочувствия — все это так легко сделать. Так нетрудно доставить людям удовольствие; так легко завоевать привязанность массы. А вместо всего этого — ничего, ничего, ничего!
Вот какие разговоры долетали до меня, когда я в невеселом настроении возвращался на свой бивак. Но тут же с гордостью прибавляли: «Ну, что же! Мы докажем ему, что заслуживаем его взгляда не меньше, чем его французы; тогда увидят, следует ли нас оценивать наравне с ними».
Снова начинаются толки о событиях в Докшицах, но скоро наступает молчание, в лагере прекращается оживление — нетрудно видеть, что всякая радость пропала.
ГЛАВА IV
Первые столкновения с казаками
Бочейково, 23 июля. Пикеты легкой кавалерии, отправленные на разведки к устью Улы, утверждают, что казаки посылают патрули к нашим флангам. Известие это радует нас, и мы начинаем думать, что недалеко и вся неприятельская армия. Вице-король отправил свой авангард к берегам Двины, где, как говорят, русские стянули значительные силы под начальством генерала Дохтурова.
Познакомившись с донесениями, вице-король стал во главе авангарда, отправив вперед 200 человек итальянской легкой кавалерии под предводительством начальника эскадрона Лоренци. Последний не замедлил натолкнуться на неприятеля; не обращая внимания на неравенство сил, Лоренци, со своими двумястами кавалеристов пошел рысью и, подойдя к неприятелю на расстояние выстрела, бросился в атаку. Русские сначала стояли твердо, они не могли предполагать такой смелости у столь небольшого количества людей. Но в конце концов до такой степени были озадачены, что отступили под напором отряда и оставили человек 12 пленных, среди них одного офицера.
Отступая на Бешенковичи, русские перешли через Двину по мосту. Русская пехота, помогая кавалерии, забаррикадировалась в домах на правом берегу и открыла по нашим войскам сильный огонь.
Вице-король со своим штабом и остатками итальянской кавалерии поспешил сюда по первому выстрелу; он торопит движение авангарда пехоты, чтобы выгнать врага, который успел, тем не менее, сжечь мост. В этом деле у нас было ранено четверо, в том числе полковник Лакруа, адъютант принца. Разместив авангард в Бешенковичах, вице- король вернулся вечером на отдых в Бочейково. Он остановился в помещичьем доме на левом берегу реки. По общему признанию, этот дом лучший из всех, которые мы видели в Польше.
Бешенковичи, 24 июля. Мы оставили в усадьбе склад, под заведованием итальянца, капитана 3-го линейного итальянского полка, чтобы приютить там утомленных и больных людей. Вчерашнее дело дало нам повод думать, что нас двинут сегодня ночью, но вице-король, к нашему изумлению, отложил выступление до рассвета.
Итак, мы еще в сумерки оставили Бочейково, переправились через маленькую речку и прибыли в Бешенковичи, где все было занято кавалерийскими дивизиями генералов Брюйера и Сен-Жермена, пришедшими с Улы.
Неприятель, которого отделяет от нас Двина, как будто не пугается той массы людей, которую видит перед собой. Его кавалерия проделывает эволюции на равнине, а стрелки не переставая обстреливают наших вольтижеров, старающихся захватить паром, отогнанный к тому берегу.
По приказу императора вице-король наводит мосты, чтобы здесь переправиться через Двину, и приказывает выдвинуть батарею с двумя орудиями.
Они должны охранять наших саперов и гардемаринов, наводящих мосты.
Поощряемые примером своих офицеров, эти солдаты под неприятельским огнем бросаются в реку, чтобы захватить паром; это удается. Наконец, русские, которых беспокоят наши пушки, отходят и перестают мешать наведению мостов. Тем временем легкая кавалерия в двухстах шагах от первого моста нашла брод. Она переходит вместе с разными стрелками реку, и русские, не дожидаясь ее, быстро отступают, зажигая все, что оставляют.
Неожиданно, в два часа дня, к нам явился император, узнавший о сборе своей армии в Бешенковичах и о присутствии русских.
Он переезжает через реку по мосту, постройку которого не одобряет, присоединяется к легкой кавалерии и во главе ее отбрасывает русских на 8 верст от Бешенковичей, в направлении к Ковалевщизне, деревне, занятой русскими. Затем войска возвращаются на свои позиции на берегах Двины, и Наполеон устраивает свою главную квартиру в Бешенковичах.
Трудно себе представить смятение и неурядицу, которые царят здесь. Представьте только себе, что разные части армии, разрозненные в течение целого месяца и разбросанные на пространстве ста миль, вдруг прибывают в одно место в один и тот же день и почти в один и тот же час.
Пехота, вздев на ружья штыки, ропщет и угрожает разорвать ряды экипажей, артиллерии и кавалерии. Кучера и всадники жмутся друг к другу и стараются никого не пропускать. Офицерам с величайшим трудом приходится удерживать солдат от кулачных расправ. Солдаты не в силах дольше терпеть; они жалуются на непредусмотрительность Главного штаба, которой и приписывают причину этого неописуемого смятения.
Ночью 24–25 июля. Многие всю ночь проискали свои части. Итальянская армия, корпус Нея, три дивизии первого корпуса расположены лагерем перед местечком. Кавалерийский корпус генерала Нансути, вместе с двумя батальонами 8-го легкого полка и батальоном 2-го легкого итальянского полка, под начальством батальонного командира делла Торре, был продвинут вплоть до Будилова и составил, таким образом, авангард армии.
Все время видишь курьеров, скачущих во всех направлениях. Все предвещает на завтра битву. В этом никто не сомневается, и каждый солдат перед тем, как идти на покой, приводит в порядок свое оружие. Горизонт освещен заревом пожаров, которые вспыхивают один за другим, составляя странный контраст с черной тенью лесов, стоящих перед нами.
Полковник Провази, адъютант военного министра, генерала Фонтанелли, приехавший из Италии, явился к нам в лагерь. Он привез новости от наших друзей из Вильны.
25 июля. Пушечная пальба началась до рассвета. Мы сейчас же выступили и поспешили по направлению к выстрелам. Дорогой встретили адъютанта Мюрата, который ехал к вице-королю с просьбой двинуть войска.
Едва адъютант кончил говорить, как гром пальбы усилился. Вице-король остановил обозы и распорядился, чтобы солдаты по возможности ускорили шаг. Сам же он со своим штабом поскакал со всей поспешностью к неаполитанскому королю.
Дивизия Дельзона, которая идет во главе итальянской армии, первая напала на правое крыло русских. Последние, видя, что на них нападают с превосходными силами, отступили до опушки леса, приблизительно на 3 версты, за ними продолжали следовать наши войска. Что касается вице-короля, то он подоспел, когда битва была уже кончена.
Мы шли сюда так скоро, как только могли, и если русские проявляли радость, атакуя нас, то и мы с не меньшей радостью торопились вырвать из рук их победу. Мысль, что нам удастся помериться силами с врагом, до сих пор невидимым, удваивала наши силы, и на всех лицах можно было прочесть чувство удовлетворения. Кроме того, у нас все еще лежало на сердце желание отплатить за нахальство, проявленное ими в Докшицах.