Хотя со стороны, наверно, я выглядел полным придурком – в полной темноте сидит парень и машет руками, как будто перекладывая что-то с одного места на другое, еще и губами шевелит от напряжения. Но так мне было легче сосредоточиться. Зато, увидь меня сейчас профессора Академии, их бы удар хватил. Всех до единого! А ректора – сердечный приступ! И дело было даже не в том, как я это делал, а в том, что я делал это без Искры! На самом деле способности к природной магии встречались не так уж и редко, но были довольно слабенькими. Ни один природный маг не мог соперничать с обладателем Искры даже если тот давал ему фору. Нет, силы были слишком не равны – все равно, что стравливать бульдога и комнатную болонку. И, тем не менее, наша святая матерь Церковь не любила природных магов, видела в них соперников посягавших на ее безраздельную монополию на владение магией. Нет, природных магов не преследовали и не убивали – в конце концов человек не виноват в том, что родился с такими способностями. Есть люди, которые пишут гениальную музыку, есть такие, которые шьют удобные сапоги или не проигрывают ни одного сражения, ну а есть уроды, которые спонтанно и естественным образом понимают устройство окружающего нас мира лучше, чем иной профессор Академии. Но дальше понимания дело не шло. Максимум на что хватало таких природных магов это сварить какое-нибудь приворотное зелье или вылечить подростковые прыщи. Но по негласному уговору таких людей не брали в Академию, и на любую должность, требующую согласия епископата, ход им был заказан. Поэтому открыто заявлять о своих способностях могли лишь глупые деревенские ведуньи или откровенные лгуны. Как я в таком случае попал в Академию? Очень просто – в то время я многого о себе не знал. Способности к природной магии у меня открылись гораздо позднее и не без участия того, кого я предпочел бы не видеть никогда в жизни. Так что в данный момент я был, пожалуй, единственным в мире природным магом, разбирающимся в теории работы с потоками.
Заканчивая контур, я уже не так напряжен, и позволяю себе пораздумывать над посторонними вещами. Например, над тем, почему Повелитель не желает достать мне Искру. Никогда не поверю в то, что он не способен на это – с его-то богатством и возможностями! Даже с учетом того, что все Искры были именными, и вручались только выпускникам Академии, сдавшим все экзамены, и прошедшим церемонию освящения в Церкви. Для него же не составило труда снабдить меня великолепными фальшивыми документами гномьей работы, да что там документы! Для Повелителя не существовало невозможного. Нет, он просто не посчитал это нужным. Дроу вообще свысока относились к человеческой магии, а Повелитель просто становился неуправляем, если речь заходила об Искре. Губы сжимались в презрительную щелочку, в глазах – гранит, ноздри раздуваются как у породистого жеребца. И мне потом приходилось час выслушивать лекцию о том, что Искра подобна костылям. Калекам она помогает передвигаться, хотя и с трудом, но для здорового мужчины, способного ходить на своих двоих они лишь помеха. Единственное, что не учитывал Повелитель, так это то, что я тоже был человеком! И на меня распространялись законы человеческой магии. Хотя, кое в чем он все же был прав – скрепя сердце вынужден был признать я. Найди у меня вчера при обыске чужую Искру – так просто я бы не отделался. И тут уже никакое вранье бы не помогло – не в камере бы я сейчас сидел, а висел бы на дыбе чувствуя как ломают мне кости и вытягивают жилы, пока бы не признался во всех грехах и настоящих и выдуманных. И смерть была бы для меня желаннее, чем глоток воды для путника посреди пустыни.
Ну вот и все – я кладу последний «шов» и с удовлетворением наблюдаю, как обесцвечивается, размывается контур в том месте, где небольшая частичка потока оторвалась от своего родителя. Сколько раз я уже видел это действо, и все равно каждый раз оно вызывает у меня трепет. Еще несколько мгновений и контур отделяется окончательно. И вот, с замиранием сердца, я держу на руке крошечную частичку сущего, маленькое сияющее солнце, мой собственный источник энергии. Чуть подрагивает, будто я держу в руках живое бьющееся сердце. Какая жалость, что обычные люди не могут видеть эту красоту - может быть в мире было бы меньше зла! Я баюкаю его в ладони нежно, как новорожденного, хотя почему – как? Он действительно новорожденный. Новый. Рожденный только что. Сотканная из миллионов тончайших световых линий пульсирующая сфера, больше всего походит на оболочку мыльного пузыря. Ее цвет светлее, чем у основного потока, близок больше к зеленому, чем к коричневому, и ничего красивее в своей жизни я до сих пор не видел. Мне кажется, что я мог бы любоваться часами своим произведением, своим шедевром, но до утра осталось не так много времени, и мне надо поторапливаться. С разочарованным вздохом помещаю малыша внутрь замка. Сейчас, мой хороший, совсем скоро ты станешь свободным и сможешь присоединиться к породившему тебя потоку. Но перед этим, ты сделаешь для меня небольшое одолжение. С величайшей осторожностью я тяну на себя кончик контура, совсем чуть-чуть – мне не нужно сносить дверь с петель. И замок взрывать тоже не надо. Лишь небольшой толчок, подымающий собачку замка, вот так… Негромкий хлопок и последнее препятствие на пути к свободе преодолено! Я мог собой гордиться – и я горжусь! Покажите мне хоть одного официального мага, одного из этих лентяев, разжиревших на дармовых харчах, способного проделать такую тонкую работу даже обладая Искрой! Да им легче взорвать стену, чем бесшумно открыть замок, причем так, что бы никто не догадался, что он открыт без ключа! Ха и еще раз ха!