- Этот глюпый народ ничего не устраивает! – картинно возмутился мой собеседник. - В этих краях лет пять назад прошла война с дроу. Были они здесь не больше года, но династию старых королей извели под корень. А когда темние эльфы убрались восвояси, объявилься какой-то дальний родственник, то ли племянник старого короля, то ли брат его жены – кто ж упомнит. За неделю он состряпал небольшой дворцовый переворот и вуаля! В Канеде новая династия! Ах, какой биль праздник! Вино текло рекой! Сколько красивых женщин! Уммм….
- Вот как! Так просто! И что, других претендентов не было?
- Били, почему не било, - мой собеседник уселся в кресло и покачал ногой. – Самий младший из сыновей прежнего короля. Только он запятнал себя сотрудничеством с врагом, и его отправили в изгнание ко всеобщему удовлетворению. Да, да, уверяю вас. И я прекрасно помню, как этот же глюпый народ, который бунтует сейчас против короля Альбера, тогда кричаль ему «Виват» и проклиналь этого ставленника дроу. О, какое било ликование! Только долго эта идиллия не продлилась. Не прошло и года после коронации нового короля, как начались бунты! Каждые несколько месяцев очередной глюпый крестьянский мальчишка объявляет себя изгнанным королем, другие такие же глюпые мальчишки берутся за вилы и пытаются воевать против кавалерии. Просто и смех и грех!
- Чем же он им так приглянулся? Я имею в виду прежнего короля, - спросил я, отодвигая от себя тарелку – у меня внезапно пропал аппетит.
- О, разве может цивилизованный человек понять этих сиволапих холопов? – пожав плечами, ответил хозяин дома. – Они, представьте себе, считали его, чуть ли не святым! Смехотворно! А теперь, мол, после его изгнания у них земля видите ли не родит! И все засухи и неурожаи тоже списываются на это! С ума можно от них сойти! Да ви сами посмотрите – уже начинается! – с этими словами хозяин дома обнял меня за плечи и подвел к окну. Было бы невежливо отказываться, поэтому я послушно пошел за ним, хотя больше всего на свете я хотел вырваться и убежать.
Действительно, представление начиналось. Вышедший на площадь отряд солдат образовал строгое каре, следуя темпу, задаваемому барабанщиком. В центре каре оказалась плаха. Как только солдаты оттеснили толпу обывателей и выстроились, на помост в центре площади вышли главные действующие лица – палач и осужденный. Осужденным был высокий парень в простой домотканой рубахе и рваных штанах. На голове его был мешок, а руки связаны за спиной. Палач одел ему на шею петлю, после чего дал знак церемониймейстеру. Вдалеке истошно взвыли трубы. И вот на площадь торжественным шагом выезжает кавалькада роскошно одетых всадников. Впереди – знаменоносец и трубач. За ними – четыре офицера эскорта в парадных шитых золотом мундирах и с саблями наголо. Следующими выступали тяжеловооруженные воины, в блестящих доспехах. Каждый нес на плече по боевому арбалету, болты, выпущенные из которого пробивают любую броню, даже заговоренную. А вот за ними… за ними на площадь выехал никто иной, как король Альбер собственной персоной. Показалось мне, или он действительно нацепил на себя большую часть королевской сокровищницы?! Корона на нем, во всяком случае, была парадной, с тем самым огромным рубином в центре, за который, по легенде, королева гномов отдала свою невинность. Король медленно проехал на середину площади и остановился у помоста с виселицей. Повинуясь его знаку, палач сорвал с головы парня мешок, открыв взорам всех присутствующих его лицо. Даже с моего места было видно, как недовольно морщится король. Его можно было понять – парень был похож на меня только тем, что у нас обоих было по две руки, две ноги и одной голове на плечах. Высокий блондин с простоватым, усеянным веснушками лицом, и голубыми глазами, которыми он часто хлопал, силясь привыкнуть к яркому свету. Впрочем, мог бы уже и не стараться. Палач затянул на его шее удавку, и резким движением выбил скамейку из-под ног. Рывок, тошнотворный хруст ломающихся позвонков, недолгая агония – и парень бессильно обвисает в петле.
По площади пронесся дружный вздох. Король Альбер резко обернулся, будто отыскивая в толпе кого-то, кто осмелится огорчиться или высказаться против экзекуции. Его взгляд скользил по лицам простых горожан, заставляя бледнеть и отступать перед беспощадной яростью, сверкавшей в королевском взоре. И за секунду до того, как наши глаза встретились, я понял, кого он искал. Меня….
Проснулся я от собственного крика и еще несколько минут не мог прийти в себя. Комната крутилась перед глазами в бешеном темпе, пропитанная потом рубаха прилипла к спине, сердце в груди гулко стучалось о ребра. Тяжело дыша, с широко раскрытыми глазами я всматривался в темноту, ничего не видя и не понимая, - перед глазами все еще стояло перекошенное от ненависти лицо канедского короля. И лишь через минуту, длившуюся как вечность, наваждение, наконец, отступило. В предрассветных сумерках я смог различить белый полог кровати у себя над головой, неясные очертания мебели и плавный силуэт девичьей фигурки рядом с собой. Если я и кричал, то, видимо не слишком громко, поскольку Донна по-прежнему мирно спала рядом, трогательно подложив ладошку под щеку и тихонько посапывая. Я рухнул обратно на подушку, проклиная последними словами неизвестно какие силы, продолжавшие посылать мне ночные кошмары. И ведь приснится же такое! И, главное, к чему? Я с трудом перевел дыхание.