Ну, допустим, что Марти мне приснился, потому что вчера мне пришлось столько бродить по канализации, сколько не приходилось с тех пор, как я перевозил для него контрабанду. Так что определенная логика в моих кошмарах все же была. Но почему именно этот заказ?! Я на Марти почти два года вкалывал, в таких переделках побывал, что хоть книгу пиши, так нет же.… Именно этот поганый сон!
Хотя…. Именно этот заказ стал для меня последним. Вернувшись из Канеды, я узнал, что власти накрыли всю шайку. Марти ослепили и вырезали язык, остальные члены шайки "отделались" каторгой. Впрочем, все прекрасно знали, что с тех проклятых рудников не возвращаются. Сроки заключения типа пяти или десяти лет заключения были чистой формальностью – самый сильный и здоровый мужчина сгорал там за три года. Я вернулся из Канеды в самый разгар облав и арестов, так что времени переживать по поводу увиденного, у меня особо не было – жизнь моя висела на волоске. Кроме Марти меня видело достаточно много людей. Пусть они и не знали, что именно я делаю для него, но для дознавателей было вполне достаточно самого факта того, что я его навещал, чтобы отправить меня махать киркой на свежем воздухе. Мне срочно нужно было место, где я мог бы переждать бурю, и я нашел его – в сумасшедшем доме раздоров. Вот уж куда жандармы ни под каким видом не могли нагрянуть внезапно. А месяца через три, когда все улеглось, я познакомился с Донной.
Донна… Я поглядел на спящую рядом девушку. Иногда мне казалось, что я знаю о ней все, а иногда, наоборот, она казалась мне сплошной загадкой. У нее была родинка над верхней губой, а кожа пахла яблоками. Она была бы всем, о чем я мог бы мечтать, если бы хоть на минуту мог остановиться и помечтать. Только вот, мечтать я разучился. Пустые химеры несбыточных желаний лишь растравливают старые раны, принося горечь и разочарование. А мне и существующих разочарований уже вполне хватает, совсем ни к чему было добавлять к ним новые. Потому-то я не питал никаких иллюзий по поводу наших с Донной отношений – для меня это было лишь временным пристанищем, не более того. Я думал, что для Донны это тоже само собой разумеется, но в последнее время это перестало быть столь очевидным. И это пугало меня до чертиков. Даже больше повторной встречи со старшим дознавателем. Мне давно уже следовало прекратить эту связь, только.… Только очень уж удобно с помощью Донны поправлять свой бюджет – чего уж там, самому себе можно признаться. Каждый раз я говорил себе, что это последний, и каждый раз нарушал обещание.
- Знаешь, иногда мне хочется распилить твою голову, и узнать, наконец, о чем ты думаешь! - о, Донна все-таки проснулась. Проснулась и смотрит на меня, откинув голову назад и чуть приподнявшись на локте. Ее роскошные черные волосы струятся по плечам, прикрывая обнаженную грудь, но таким образом, что кое-что все же остается на виду. Донна неотразима, соблазнительна, ослепительно красива в этой позе, и прекрасно осознает эффект, который производит. Наверно, стоило бы сжать ее в объятьях и пригласить вновь на тот самый древний в мире танец, только на уме у меня совсем другое.
- Донна, нам нужно поговорить, - откашлявшись, произношу я. Да, я урод, но тут уже ничего не поделаешь.
Донна секунду внимательно смотрит на меня, после чего сдувает со лба челку и стремительным движением спрыгивает с кровати. Закутывается в простыню, и усаживается перед туалетным столиком.
- Донна, - повторяю я, чувствуя себя круглым идиотом. – Ты меня слышишь?
- Слышу, - фыркает Донна, смотря на меня вполоборота и состроив очаровательную гримаску. – Только что-то меня не тянет сейчас разговаривать. - "Нам нужно поговорить", да еще сказанное таким тоном, предвещает лишь неприятности. Не хочу! - Она строптиво топнула ножкой, после чего отвернулась к зеркалу и принялась неторопливо расчесывать свою роскошную гриву. Одна темная прядка выпала из прически и вьется сзади по шее, и я зачарованно смотрю, как Донна подхватывает ее. Ее руки маленькие, как у ребенка, а шея сзади настолько нежная и трогательная, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не подойти и не поцеловать ее. Таким вот образом и заканчиваются все мои попытки поговорить серьезно. Донна прекрасно изучила все мои слабости и играет со мной как с куклой. Знает же, что теперь на уме у меня совсем другое. Только вот я тоже бываю упрямее стада ослов. Поэтому слезаю с кровати и отправляюсь в туалетную комнату – бриться. И пусть только попробует надуть губки – не я же вчера жаловался, что своей трехдневной щетиной исколол всю ее нежную кожу.