- Не понимаю, почему не выходит, - пробормотала Дорин, падая в изнеможении обратно в кресло.
- Почему же не выходит?! Напротив, выходит замечательно – возразил я, выполняя колдуньин фокус вместо нее.
- Кто ты? – с ужасом в голосе спросила Дорин, глядя, как ее собственные карты по очереди подскакивают и переворачиваются рубашками вниз. Мне, в отличие от нее, не понадобилось супить брови, или совершать другие псевдомагические пассы, предназначенные для того, чтобы вызвать у клиента благоговейный ужас. Правда под конец я все же не удержался от эффектного жеста – щелкнул пальцами и все карты одновременно перевернулись, зависнув на мгновение в воздухе.
- Скажем так – я тоже знаю этот фокус, - моя улыбка была само очарование.
- Это невозможно, - Дорин мотала головой как лошадь, которую донимают слепни. – Этот секрет передавался в нашей семье из поколения в поколение. Никто не знает, как он делается! Никто!
- Значит, я делаю его по-другому. Вопрос не в том, кто я, а в том чего хочу.
- И чего же ты хочешь? – колдунья внезапно успокоилась. Разговор переходил в область ей знакомую. А уж в умении торговаться она собаку съела. И не одну.
- Эликсир, - ответил я. – Мне нужен эликсир.
Вместо ответа Дорин откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и одарила меня таким взглядом, каким обычно смотрят на умалишенных.
- Тебе ж Мерлих вроде сказал – не делаю я больше эликсир…. Все… Кончилось….
- Если ты боишься тех, кто тебя навещал, то, обещаю – никто ничего не узнает. А я готов хорошо заплатить.
- Нет, до тебя не доходит, а?!! Сказано – нет, значит - нет. К тому же, - она вынула из середины копны, возвышавшейся у нее на голове заколку и принялась ковырять ею в зубах, - даже если б я захотела приготовить эликсир, мне понадобилось бы сырье, а его у меня как раз то и забрали.
- Так купи новое, в чем проблема? – я пожалел о сказанном в ту же минуту. Дорин открыла рот и не закрывала его минут десять. Из его возмущенной речи я узнал много нового о себе и своих родственниках, хотя и по делу она тоже много чего рассказала.
Если подытожить сказанное, картина вырисовывалась весьма невеселая. Рынок эликсира в Сарласе был хоть и незаконным, но весьма пестрым и разнообразным. Моду на эликсир ввели эльфы. С тех пор, как они начали селиться в человеческих доменах, что бы они ни делали или не носили, становилось символом утонченности и изысканности. Им стремились подражать во всем, и в дурных привычках в том числе. Только то, что для эльфа было как чашку кофе выпить – легкое взбадривание, не более того, для человека заканчивалось весьма плачевно: почти мгновенное привыкание, недолгая эйфория и жестокие мучения, если несчастный не получал вовремя новую порцию. Эликсир вытягивал из пристрастившихся все деньги и жизненные силы. Лет сто назад тогдашний король Сарласа запретил ввоз и продажу на территорию королевства эликсира и корня Ильяса из которого его готовили. Любой человек, независимо от звания или родовитости рисковал закончить свои дни на виселице за распространение эликсира, но полностью заразу искоренить не удалось. Всегда находились желающие половить рыбку в этой мутной воде. Но теперь в этом пруду среди разномастных мелких рыбок завелась даже не щука – акула! Сначала взялись за трапперов, привозивших в Сарлас корень из Диких земель. Большинство перекупили, отдельных упрямцев, несогласных на новые правила игры, находили с перерезанным горлом. Потом взялись за перекупщиков, а потом и за изготовителей эликсира. У Дорин всегда были свои запасы и потому она не особенно встревожилась, когда все ее поставщики вдруг исчезли, будто их корова языком слизала. Но затем до нее стали доходить слухи. Тревожные слухи. А потом ее главную конкурентку, ворожею Лию, нашли мертвой в сгоревшем доме и Дорин сочла за лучшее сменить обстановку. Какое-то время все было тихо и она уже вздохнула с облегчением, когда к ней заглянул некий человечек с предложением. Из тех предложений, от которых невозможно отказаться – слишком уж опасно. Предлагали ей полную защиту от дознавателей и жандармов и сырья в изобилии, а также кучу новых клиентов. Только вот большую часть заработанного ей пришлось бы отдавать в пользу неизвестных благодетелей.