— Не понимаю, причём тут бабуля? — я кинула взгляд на растерянную старушку, теребящую карманы. — Она ни в чем не виновата!
— Деточка, не надо, будет только хуже, — схватила меня за руку Петровна.
— Да куда хуже? Я хоть и двоечница, но знаю, нас надолго разлучать нельзя! И мне, а главное — тебе, будет хуже.
— Прекратить! — грозно рявкнул на нас Акила, опять подняв перст.
— Наставник Назарий, не явившийся на зов своей подопечной, так же карается: отлучением от ангельской службы на месяц, а за плохое обучение своей ученицы
— в частности, за ее неподобающее поведение, не соответствующее ангельским канонам — карается отлучением ещё на два месяца от службы.
— А он-то тут причём? — вдруг меня осенило, почему он не смог прийти на помощь, он ведь отбывал наказание, а значит, был лишён связи! — Как он мог прийти, если был наказан вами же?
— А я вам говорила — поведение крайне непристойное! — тявкнула Коздоя, когда я уже ринулась вперёд к Иерарху.
Вот же!..
Акила, кивнув Козодое и приподняв бровь, уставился на меня ожидая дальнейших действий.
Я, не понимая, что лучше — говорить или молчать — кинула взгляд на Наставника. Тот, как всегда потупив взгляд, молча стоял и внимал. Лишь незаметный кивок «нет» дал понять, что лучше молчать. Всё внутри меня горело от негодования.
— Что ж, голосуем за вынесенное наказание, — отвернулся от меня Иерарх и направился к широкому окну.
Все молча подняли руки, а одна противная дама, явно хотела понять две, но не решилась.
— Все будет хорошо, — шепнула мне Петровна и пропала.
Назарий, мазнув по мне своим васильковым взглядом, почти незаметно улыбнулся и пропал вслед за аколитом.
— Коздоя, принеси ангельское пламя.
ГЛАВА 7. И СНОВА ВСТРЕЧА…
Иерарх злорадно улыбнулась и пропала, остальные молча стояли и смотрели на меня, не выражая никаких эмоций. Я закрыла глаза, не желая видеть их застывшие лица.
— Открой глаза и расправь крылья, — услышала я голос одного из Иерархов.
Он подошёл ко мне, коснулся рукой моего лба, и я сама того не желая замерла, поднявшись в воздухе на пару сантиметров. Крылья мои были распахнуты, на белёсой, еле открытой слабым оперением коже виднелись проплешины. Конечно, с шикарными крыльями демонов ангельские не сравнить.
Коздоя держала в руках небольшой сосуд, похожий на пиалу. В сосуде в фиолетово-красном танце бушевало ангельское пламя. Огонь, словно живой, пытался выбраться из своего заточения, ловко хлестал противного Иерарха по рукам. «И поделом ей!» — подумала я. Коздоя хмурилась, покусывая губу, но голоса не подавала.
Стоявший передо мной Иерарх стал что-то нашёптывать, через несколько секунд в его руке появилось длинное золотое копьё с острым наконечником, он опустил оружие в сосуд и, наматывая огонь на копьё как воздушную вату на палочку, начал создавать на острие небольшой огненный шар. Когда он был сформирован, Иерарх, глядя мне в глаза, поднёс копьё к моему крылу:
— Надеюсь, это будет первая и последняя печать.
Огонь, пронзивший кожу, жёг все тело, я выгнулась, злобно закусила губу, стараясь не кричать. Мне не хотелось показывать им — а особенно ей — как это больно. Краем глаза я видела, как пламя полностью охватило сначала крыло, которого коснулось копьё, а затем перекинулось на другое. Фиолетовое пламя поглотило их полностью, и теперь они полыхали огнём — если бы не мучительная боль, я бы не смогла оторвать глаз от этого зрелища. Пламя жгло, проникая в ангельскую душу и мою голову, оно словно спрашивало: «Зачем? Зачем ты это сделала? Зачем нарушила правила?»
Как очнулась — не помню, но была уже у себя. Все тело все ещё горело, крылья не распахнуть. Своего аколита я не увижу ещё долго, так что помочь мне не кому. Голову стало ломить от голосов — я давно не пила эликсир! С тоской, лёжа на кровати, посмотрела на стол напротив окна — живительная жидкость от моей головной боли должна быть там. Нет, не дойду, но и так не могу. Сойду с ума от боли, просьб и плача в моей голове.
Вспомним последние события, жуткое раздражение и яркость охватили меня. И почему, почему Назарии ведёт себя как бедная побитая овца? Почему никто не даст им отпор, не поставит этих Иерархов на место? Как эти сухари могут распоряжаться ангелами, приказывать им, наказывать, вершить человеческие судьбы? Что это за бред? Твари! Развели бюрократию! Ненавижу вас! Жаль только, что козни строить я не умею. Что ж, придётся идти напролом.
От обуявшей меня ярости и концентрации на ней мне удалось невозможное: доползти до стола и пригубить эликсир, но, видимо, сил ушло слишком много, и я опять отключилась.
***
Дорогой Д. Хочу, чтобы ты знал — я не жалею, что спасла Абрахама. Мне лишь жаль, что из-за меня пострадали Наставник и аколит. Про себя я не думаю, сегодня уже немного смогла немного расправь крылья.
Как он смотрел на меня! А его слова? А как он смешно злился на меня за то, что я его спасаю, бедный мой Демон. Я ни о чём не жалею, я все сделала правильно…
***
Д, сегодня тридцатый день, как нас разлучили с аколитом. Очень переживаю за бабулю. После двадцатого дня стала чувствовать себя плохо: мутит жутко и вялость. Полистала Каноны, там сказано, что после разлуки на сто двадцать дней аколит и ангел умирают, если ангел не разорвёт связь. Чёрт! Надеюсь, что до этого не дойдёт.
***
К вечеру привели Петровну. Старушка хоть и хорохорилась, но было видно, что чувствует она себя неважно.
— Бабуля, а когда Майкла наказывали, тебя тоже вместе с ним? — мне немного неловко было задавать ей этот вопрос, но я очень хотела получить ответ — подтвердить свою догадку.
— Нет, деточка, это впервые, — Петровна, сидя на краю кровати, гладила меня по руке.
— Но тогда…
Не успела я закончить фразу, как аколит высказала своё мнение, которое на сто процентов совпало с моим:
— Это все Коздоя воду мутит, не угодила ты ей чем-то, видимо. Вот же Кощей в юбке!
Точное сравнение вызвало у меня улыбку:
— Надо что-то делать с ней… Да и вообще со всей этой чёртовой небесной канцелярией. Эти Иерархи на голову больные.
Петровна посмотрела на меня прямым, немного суровым взглядом:
— Ты можешь не добиться желаемого и сгореть. Ты это понимаешь?