— Они присутствовали при разставаньи Маріи и Іисуса въ Виѳаніи, и долго-долго еще ихъ сердца будутъ замирать при воспоминаніи объ этой сценѣ. Въ этой сценѣ человѣческой великой драмы захватываетъ всѣхъ насъ за живое. Іисусъ идетъ въ Іерусалимъ на страданія и смерть. Инстинктъ Маріи подсказываетъ ей это и она проситъ Его остаться.
— Бѣдная Марія! Для другихъ Онъ — Христосъ, Спаситель человѣчества, посланный для искупленія міра. Для любящей Матери Маріи онъ Ея Сынъ: младенецъ, сосавшій ея грудь, крошечный мальчуганъ, котораго она укачивала на колѣняхъ, чья щечка прижималась къ Ея сердцу, чьи ножонки, топотавшія по половицамъ бѣднаго домика въ Виѳаніи, наполняли Ея слухъ сладчайшей музыкой; Онъ Ея мальчикъ, Ея Сынъ; Она хотѣла бы схватить Его въ свои материнскія объятія и защитить отъ всѣхъ, даже отъ Неба.
— Никогда, ни въ одной человѣческой драмѣ, мнѣ не приходилось быть свидѣтелемъ такой трогательной сцены. Никогда голосъ актрисы (а я видѣлъ величайшихъ актрисъ, если только есть въ наше время великія), не потрясалъ меня такъ, какъ голосъ Розы Лангъ, дочери бургомистра. То не былъ голосъ женщины, то былъ голосъ Матери, воплотившей въ себѣ материнское чувство всего міра.
— Оливеръ Венделль Гольмсъ, въ «The Autocrat of the Breatfost Table», если не ошибаюсь, — говоритъ, что ему дважды случалось поддаться обаянію женскаго голоса, — и оба раза это были германскія женщины. Я не удивляюсь этому заявленію добряка-доктора. Я думаю, что человѣкъ, который влюбится по голосу, убѣдится при ближайшемъ изслѣдованіи, что онъ принадлежитъ какой нибудь германской красавицѣ. Я въ жизнь свою не слыхалъ такой прекрасной усладительной музыки, какъ голосовъ миловидной германской фрейленъ. Чистый, ясный, глубокій, полный нѣги и ласки, проникающій въ душу, онъ походилъ вѣроятно на одну изъ тѣхъ мелодій, о которыхъ грезятъ музыканты и которыхъ они никакъ не могутъ воспроизвести въ этой жизни.
— Когда я сидѣлъ въ театрѣ, прислушиваясь въ удивительнымъ звукамъ голоса этой крестьянки, поднимавшимся и опускавшимся какъ ропотъ моря, наполнявшимъ огромное открытое зданіе рыдающими звуками, заставлявшимъ трепетать тысячи сердецъ, какъ вѣтеръ заставляетъ дрожать струны эоловой арфы, — мнѣ казалось, что я слышу голосъ «Матери міра», второй природы.
— Они видѣли Его, какъ и раньше имъ случалось видѣть на картинахъ, въ послѣдній разъ въ кругу учениковъ. Но вчера Онъ явился имъ не въ видѣ нѣмой, неподвижной фигуры, въ условной, безсмысленной позѣ, а живымъ, любящимъ человѣкомъ въ кругу дорогихъ друзей, послѣдовавшихъ за Нимъ несмотря ни на что, и въ послѣдній разъ слушавшихъ отъ Него слова наставленія и утѣшенія.
— Они видѣли, какъ Онъ благословилъ хлѣбъ и вино, которое они вкушаютъ въ этотъ день въ память Его.
— Они видѣли Его агонію въ Геѳсиманскомъ саду, когда человѣческая природа возстала противъ страданій. Видѣли, какъ лицемѣрный другъ Іуда предалъ его поцѣлуемъ. Увы! Бѣдный Іуда! Вѣдь онъ любилъ Христа, по своему, какъ и всѣ остальные. только страхъ бѣдности заставилъ его предать своего Учителя. Онъ былъ такъ бѣденъ, — такъ нуждался въ деньгахъ! Мы ужасаемся поступку Іуды. Дай Богъ, чтобы намъ не соблазниться на позорный поступокъ за нѣсколько серебряныхъ монетъ. Боязнь нищеты всегда превращала и будетъ превращать людей въ негодяевъ. Мы рады бы были сохранить благородство, да «по нынѣшнимъ временамъ» это немыслимо! Будь Іуда состоятельнымъ человѣкомъ, онъ можетъ быть назывался бы нынѣ Святымъ Іудой, а не проклятымъ Іудой. Онъ не былъ дурнымъ человѣкомъ. У него былъ только одинъ недостатокъ, — недостатокъ, который всегда отличалъ негодяя отъ святого, — онъ былъ трусъ, боялся бѣдности.
— Они видѣли Его, блѣднаго и безмолвнаго, на судѣ первосвященниковъ, а потомъ у римскаго проконсула, между тѣмъ какъ толпа — та самая, которая привѣтствовала Его криками «Осанна!» — вопила: «Распни Его! Распни Его!» — Они видѣли кровь, струившуюся по Его лицу изъ-подъ терноваго вѣнца. Они видѣли Его по прежнему въ сопровожденіи толпы, изнемогающимъ подъ тяжестью креста. Видѣли женщину, отершую кровавый потъ съ Его лица. Видѣли послѣдній долгій нѣмой взглядъ, которымъ Онъ обмѣнялся съ Матерью, когда идя на смерть, проходилъ мимо Нея по узкой улицѣ, гдѣ когда-то шествовалъ въ кратковременномъ тріумфѣ. Слышали глухія рыданія, когда Она уходила, опираясь на Марію Магдалину. Видѣли его распятымъ на крестѣ между двухъ разбойниковъ. Видѣли кровь, струившуюся изъ Его бока. Слышали послѣдній крикъ Его къ Богу. Видѣли Его возставшимъ изъ гроба, восторжествовавшимъ надъ Смертью.