Но мы, поощряемые желанием быть хорошей мамой, растворяемся в своих детях настолько, что перестаем жить своей жизнью и становимся на пути у обожаемых дочурок и, особенно, сыночков, навязывая им свои страхи перед будущим и сожаления о несбывшемся. Навешиваем на детей тяжкий груз своих для нас и чужих для них идеалов и целей. Не живем сами и не даем жить другим. Общество подливает масла в огонь гипертрофированной безусловной материнской любви, на самом деле являющейся патологическим всеобъемлющим подавлением и контролем, порождающим условия и ограничения, вытесняя напрочь любовь. Только тревога и страх: туда не ходи, этим не занимайся, с тем не дружи, иначе будешь несчастной (-ым), как и я.
И вот тут- то для компенсации мучительного материнского инстинкта приходит на помощь отцовский пофигизм, врожденный механизм самозащиты- мужское эго. Женщинам было просто замечательно воспользоваться им на благо и себе, и детям, и личному счастью. Вместо того, чтобы «пилить» мужа за то, что он не желает заниматься детьми (а они, ведь, только этого и хотят) вместо того, чтобы рушить отношения с эти «конченным» эгоистом, надо понять и прочувствовать суть эго – этого божьего дара. Я не шучу.
Как-то, ненавидя своего мужа и всех мужчин в его лице, решила провести эксперимент. Его цель- получить ответ на вопрос: почему в христианско- православной традиции мужчинам определено место ближе к Богу. Почему эти самовлюбленные эгоисты лучше, чем самоотверженные матери и всепрощающие жены? Таково общественное мнение. Бред!
И вот я, распаленная негодованием, пошла в пивной магазин и попросила дать мне самого крепкого пива и самой вонючей рыбы, которую предпочитают настоящие мужики. Придя домой, вытащила из корзины с грязным бельем пропахшие потом мужнины шорты и майку, надела на себя и развалилась на диване перед орущим телевизором. Дома никого не было и никто не мешал моему внутреннему мужлану наслаждаться жизнью: смотреть футбол, пить пиво с жуткой рыбой, орать во все горло благим матом на «козлов» – футболистов и, при этом, успевать благородно отрыгивать, громко и смачно.
Конечно, я утрирую, описывая столь отвратительный собирательный мужской образ. Дорогие и уважаемые, вы, конечно же не такие омерзительные и примитивные. Но в тот момент мне надо было отыграть крайность, и я отдалась процессу целиком. И во время одного из незабитых голов под аккомпанемент моей грандиозной мужской отрыжки, на меня снизошло откровение: мужчины ближе к Богу потому, что они принимают себя такими, какие они есть. Они любят себя не потому и не за что, а просто чувствуют себя собой и им это нравится. Совершенно справедливо они не понимают, почему их женщинам не по душе то, что хорошо им. Мужчины умеет отстаивать свои интересы и защищать границы, и недоумевают почему они должны отказываться от того, что им приятно? И не отказываются. Одним словом, они уважают Того, кто их создал и не предъявляют ему претензий.
И я запомнила это состояние и присвоила его себе. От пива и футбола, я по- прежнему, не в восторге, но зато научилась кайфовать от самой себя. Не отказавшись от своей женственности и не прекратив делать эпиляцию и маникюр, я научилась говорить нет всякий раз, когда мне предстояло делать что- то для других в ущерб себе.
Жить, как тебе хочется, заниматься тем, что тебе нравится это- не эгоизм. А вот заставлять других плясать под твою дудку это- махровое эго, убивающее и любовь, и счастье, и самого его обладателя. Если в слове «Эго» поменять первую букву на «и», получится – «Иго», гнет, порабощение.
Таков был мой ответ сыну. Что он будет с ним делать- его право, его жизнь. А у меня есть своя! И, как это со мной частенько случается, в качестве подтверждения моим парадоксальным с общепринятой женской точки зрения выводам, мне приснился сон, в котором я была мужчиной. Интересно каким?
Мой внутренний мужчина.
Мы находимся где-то под землей, глубоко и долго. Настолько долго, что уже забыли, каково это, когда тебя греет солнце и ласкает ветерок. Здесь, сыро и смрадно. Все мы – женщины, дети, мужчины состарились от безысходности и умираем заживо. Едим крыс и собираем капли грязной воды, сочащейся по покрытым мхом стенам пещеры. Мы здесь потому, что на поверхности все живое поглощает вулкан. Казалось бы, никакого выхода нет.
Женщины уже обессилели настолько, что не плачут. На детей я стараюсь даже не смотреть, сердце разрывается от жалости. Я же мужчина! Я же могу быть сильнее обстоятельств и прятать истинные чувства под суровой маской! Да, я ощущаю себя сильным, с железными мышцами и горячим сердцем, мужчиной. Все смотрят только на меня. Я- их надежда. Они верят в меня. Я должен их спасти. Вот только как?