========== Часть 1 ==========
Слезы застилают мне глаза, я смотрю вокруг невидящим взглядом. Падаю без сил на кровать. Я труп. Мой мир рухнул, и я не хочу домой, вообще ничего не хочу. Как жить дальше? «Но ведь до этого ты как-то жил?» - робко говорит внутренний голос. Но я не хочу слышать его. И тогда внутри меня остается только пульсирующая боль. Мне хочется кричать. Но вместо этого я корчусь на кровати, уткнув лицо в подушку. «Я люблю тебя, Китнисс!» - слышу я крик внутри себя, - «я так хочу быть с тобой! Вернись!» Но она не вернется. Хуже того, мы никогда не были вместе. Суровая правда разрезает мое сердце. Лучше бы я умер в той грязи, лучше бы она никогда не нашла меня и стала единственным победителем. Зачем мне мир, в котором Китнисс Эвердин не любит меня?
Потом боль притупляется злостью. Она обманывала меня, использовала! А сама ждала момента, когда встретится с Гейлом! Но эти мысли быстро рассыпаются об один неоспоримый аргумент: Китнисс спасала наши жизни, и ради этого пошла на все. Как я могу обвинять ее в чем-то?..
Спустя несколько часов я научился терпеть свою боль. Безразличие встало на защиту моего воспаленного разума. Я вспоминал наши с Китнисс счастливые моменты. Я хотел понять, почему я так безоговорочно поверил в ее любовь. Я выискивал среди бесчисленных эпизодов те, когда я верил ей.
То, что Китнисс притворяется влюбленной было для меня фактом. До одного разговора в пещере. Когда я отчитывал ее за ягодный сироп. Я был зол на нее, и будь у меня силы, никогда бы не позволил ей так поступить со мной, но в этот раз она меня перехитрила. Я никогда не видел Китнисс такой растерянной, робкой, когда она говорила, что сделала это не ради меня, а ради себя. Словно она дала волю какому-то чувству внутри себя. Я слушал ее, затаив дыхание. Сердце замерло. Но она молчала, не зная, какие слова подобрать.
- Беспокоится о чем, Китнисс? – спросил я. Она начала говорить что-то о Хеймитче, но я уже все понял, я был на сто процентов уверен, что она сделала это, потому что я ей не безразличен.
- Тогда мне придется догадываться самому, - с этими словами я приблизился к ней и поцеловал. Она жадно ответила на поцелуй, и это еще раз доказывало, что между нами взаимная привязанность. Так я думал в тот момент. И он остался для меня одним из самых счастливых за все Игры. В тот день все беды отступили от нас: мы не лежали при смерти или без сознания, не были голодны, не мерзли. Вспоминая тот день, я понимаю, насколько мы были счастливы. Это был тот редкий момент, когда я не гадал, искренни ли ее чувства или нет. Я знал наверняка, и эта уверенность делала безоблачным мое счастье. Я целовал ее, забыв обо всем на свете. Подумать только. Вокруг ужас Арены, а я держу в объятьях обожаемую девушку, целую ее, и знаю, что она любит меня. Мне было за что благодарить Игры.
С того дня я жил в облаках и не хотел спускаться. Какие бы ужасы не предстояли нам в дальнейшем, будь то Катон, переродки или жестокие капитолийские правила, я знал одно, что Китнисс со мной, и она любит меня, а значит и умереть не страшно.
Да, я чувствовал, что умираю, и только Китнисс связывала меня с этим миром. Я боролся ради нее. Я не мог оставить ее одну. Тогда, на крыше рога изобилия я держался из последних сил.
Последующие события как в тумане. Я где-то между небом и землей, вижу свое тело, а вокруг кружат врачи. А потом ужас от взгляда на пустоту вместо ноги. И рядом нет Китнисс! Где она? Что с ней? Мучительно долго длится время до церемонии. Я скучаю по своей любимой, и мне не хотят показывать ее ни при каких обстоятельствах до шоу. Я просто изнываю от тоски.
И вот она бежит ко мне навстречу, такая радостная, такая влюбленная! Значит, это правда! Она любит меня! Любит! Как же я ждал этих объятий, поцелуев. Не могу оторваться от нее! Как же она прекрасна! Как же я люблю ее!
Но нас опять разлучили после шоу. Что-то здесь не так. Зачем они это делают? Мне вспоминаются слова Хеймитча перед моим первым интервью: «Ни слова Китнисс. А то эффект пропадет». Робкое сомнение начинает прокрадываться в душу, но я отмахиваюсь от него, уж слишком я счастлив. Зачем надумывать?
Но в поезде все резко изменилось. Она избегает меня, чем-то все время озабочена. Мы выиграли! О чем еще беспокоиться? Капитолий был щедр как никогда. Я не могу понять, что происходит. Все прояснилось в тот самый час икс… Она прячет глаза, когда Хеймитч уходит. Рассказывает про ягоды, а потом и про спонсоров. Какой же я идиот… Чем я мог заинтересовать такую девушку как Китнисс. И тут меня охватывает дикая ревность. Гейл. Ну конечно! Игры кончились, теперь у нее будет кое-кто получше жалкого сынка пекаря. Я смотрю в зеркало: у меня нет такой красоты и благородства во внешности. Может, я и силен, но я не охотник, не крутой парень. Да еще и эта искусственная нога. Я же теперь инвалид! Прям и не знаю, кого из нас двоих выберет Китнисс! В отчаянии прижимаюсь к стене. Голова болит, тело ноет. Как бы я хотел, чтобы Китнисс сейчас постучала в дверь и сказала, что все это неправда, и она любит меня, и мы будем вместе… От таких мыслей мне становится еще тяжелее. А ведь уже почти утро. Сегодня нам выступать перед публикой. Надо взять себя в руки. В конце концов, на мне важная миссия также как и на Китнисс. Доказать всем нашу любовь. Мысли о предстоящем спектакле вызывают во мне отвращение.
После обеда я слышу робкий стук в дверь. Китнисс?!! Нет, не надейся. Я открываю. На пороге Порция.
- Пит, ты ничего не ел со вчерашнего дня… - должно быть вид у меня удручающий, потому что она выглядит ошарашенной. – Мы подъезжаем. Пора приготовить тебя для съемок.
Я не сопротивляюсь. Мне все равно. Я ко всему безразличен. Смотрю в зеркало. Грим скрыл мои синяки под глазами. Все нормально. Пора выступать. Меня ждет встреча с Китнисс. Интересно, что я почувствую? А ведь мне придется целовать ее на публике. Что может быть больнее? Словно нож Катона опять ерзает в моей ноге, разрывая живые ткани.
Вот она, как всегда прекрасна. Как всегда недостижима. Я контролирую выражение лица, но глаза наверняка выдают боль. Она жалеет меня, это видно, но жалость ее мне не нужна.
- Еще разок, для публики?
Вот и все. Все кончено между нами. Она несмело берет мою руку. Меня охватывает отчаяние. Я не могу вот так отпустить ее! Как мне жить без нее? Игры были моим шансом сблизиться с Китнисс, неужели я упустил его? И когда я целую ее, вместо боли и горечи я чувствую лишь отчаянное желание никогда не расставаться с ней, замереть вот так навечно. Я стараюсь скрыть это. Но в глубине души хочу, чтобы она поняла. Поняла, как я нуждаюсь в ней, как люблю ее! В ответ я чувствую ее неловкость, неуверенность, едва скрываемое смущение. А в ее глазах самый горький ответ на все мои мольбы: «Прости!»
Первые месяцы после возвращения были самыми тяжелыми. Ценность того, что я вернулся живым, стала ускользать от меня. Я пытался всеми силами встать на ноги после нашего разрыва. Ведь мы не просто перестали быть влюбленными наедине, мы вообще перестали разговаривать, виделись только у Хеймитча.
Я пытался переключить внимание на семью, но в ответ не чувствовал большой теплоты. Все было как раньше. Только теперь мне не надо было с утра до вечера работать в пекарне. Мать и братья заходили в основном за деньгами, они стали так милы и любезны с тех пор как я приехал, что я едва мог сдержать отвращение. Еще один спектакль. Но утешением стало неизменное понимание отца и его любовь. Он приходил нечасто, но каждый его визит был лекарством. Как-то раз после приезда он зашел ко мне, и у нас завязался разговор:
- Сынок, что с тобой? Ты сам на себя не похож. Что-то произошло? Ты поссорился с Китнисс? О, как я радовался, когда увидел по телевизору, что вы вместе.
Я молчал некоторое время. Безразличие на моем лице, ставшее ныне обыденностью, сменилось выражением мучительной боли. Пожалуй, даже когда я был при смерти, таких мук не было.
- Она не любит меня, отец. – Долго сдерживаемые слезы хлынули из глаз. Я безвольно упал на диван, корчась от рыданий. Только ему – самому близкому мне человеку – я мог открыть травившую меня горечь, – Все было притворством. Все! Она притворялась!