Наша первая остановка – дистрикт 11. Китнисс удручена. Я знаю, что для нее смерти Руты и Цепа были особенно тяжелыми. Она пытается написать слова для выступления, но лучше уж я сам все скажу. Да и Хеймитч говорит ей, что так будет лучше. Мне хочется сделать что-то особенное, хочется выразить благодарность не только словами, но и делами. И тут приходит мысль поделиться выигрышем с семьями погибших трибутов. Сейчас у нас есть все возможности помогать людям, и Китнисс будет довольна.
Но все идет не так, все идет совсем не так… Я что-то сделал. Люди на волоске от бунта. Что я натворил? Пока Хеймитч ведет нас наверх в какой-то закуток, я лихорадочно вспоминаю, что произошло на площади, складываю воедино всю картину последних событий, и тут во мне вспыхивает небывалая злость. Недоверие! Можно сказать предательство! И опять эти двое в сговоре. Какого черта! Как ты могла, Китнисс? Зачем ты так со мной?
Я вдруг чувствую себя последним идиотом. Пока Китнисс решала вопросы жизни и смерти, я бегал за ней со своими израненными чувствами, с головой, забитой мыслями о ней одной. Я возненавидел свою любовь, которая закрыла от меня пеленой все происходящее вокруг. Не будь я таким олухом, давно бы догадался, что Капитолий не дал бы нам двоим выиграть просто так. И у меня совсем нет времени все это обдумать и взвесить. Через пару часов будет торжественный прием, а я все еще ужасно зол на Китнисс.
- Тебе не стоило так кричать на нее, - я вздрагиваю от хрипловатого голоса Хеймитча за спиной. – Она всего лишь следовала моим указаниям.
Я вздыхаю. Злость потихоньку выходит с этим вздохом.
- Ладно, пора идти, - тихо говорю я.
- Пит, - Хеймитч подходит ближе. – Игры продолжаются, так что держитесь вместе.
Я внимательно смотрю в его глаза и киваю. Игры продолжаются. Наконец я знаю правду. Вот цена победы – вечные игры. Кто как не Хеймитч знает это. Он постоянно бежит от реальности, в которой вынужден участвовать в них. А теперь и мы с Китнисс. По сути, мы такие же мертвецы, как и другие трибуты, просто нас убивают иначе: изнутри, медленно и расчетливо, всю оставшуюся жизнь. Выходит, ты обречен в любом случае, если твое имя вытянули на жатве. И мне больно за всех нас. И как никогда я жажду восстания, жажду разрушить раз и навсегда эту жестокую систему, стереть ее в порошок. Но пока в моих силах только одно – защищать Китнисс и помогать ей пройти очередное испытание Капитолия.
И когда я иду к ней, в голове вновь робко проскакивает забытая на пару мгновений любовь. Именно сейчас мне хочется взаимности как никогда. В голове разом проносится весь утренний рассказ Китнисс о визите президента, поцелуе с Гейлом… О нет, я ничего не могу с собой поделать. Я ревную ее.
И когда я беру Китнисс за руку, чтобы идти навстречу камерам, в голове крутится только одна мысль: «Не может быть, что она всего раз целовалась с Гейлом! Неужели они не встречались?» Но Китнисс не знает о переменах в моих мыслях, которые происходили последние часы. Мы расстались, когда я был на нее страшно зол, и теперь она выглядит расстроенной и удрученной. Но я знаю, что прежние обиды между нами не имеют никакого значения перед лицом общего дела. И поэтому отныне мы договариваемся быть честны друг перед другом. Но скользкий вопрос в голове не дает покоя, и я решаю проверить наше соглашение о честности на прочность:
- А ты правда только раз целовалась с Гейлом?
Она ошарашена, но отвечает.
- Да.
Я чувствую прилив сил, теперь я снова готов бороться. И, несмотря на то, что Капитолий никогда не позволит нам жить так, как мы хотим, я вновь воскрешаю в своей душе мечты о семье, детях, матерью которых неизменно вижу Китнисс. Мне так хочется нормальности в этом перевернутом мире! Поэтому ее ладонь, обвитая моими пальцами, вселяет в меня слабую надежду на счастье. Она не встречалась с Гейлом, хотя ей ничто не мешало, но возможно когда-нибудь она полюбит меня. А сейчас я просто буду рядом с ней.
Так и происходит. Мы ездим из дистрикта в дистрикт, выполняем свою работу, оцениваем результат. И я всегда рядом с ней, мы нужны друг другу. Иногда в ее объятьях мне так спокойно, что я на время забываю, кто мы и что делаем здесь. Во сне она ровно дышит, а я в темноте вглядываюсь в ее лицо и пытаюсь угадать ее теперь уже нестрашные сны. Хочется прикоснуться к ее губам, но вместо этого я закрываю глаза и вспоминаю, как целовал ее сегодня в течение дня. Мне становится еще теплее от ее объятий и я засыпаю.
И вот близился час проверить нас на прочность. Оставив позади 1-й дистрикт, мы приближались к Капитолию. Снова это ненавистное место. Отчаяние охватывает нас обоих. Здесь находится наш главный враг. Нам кажется, что мы не сделали того, что ожидал от нас Сноу: дистрикты по-прежнему готовы восстать.
Мы с Китнисс стали намного ближе, чем до тура – выполнение общей задачи сделало нас командой. К тому же каждую ночь я приходил в ее купе, и вместе мы боролись с нашими страхами. Временно у меня опять не было конкурентов. Я не старался развить наши отношения, да и это ли тогда было в наших головах? Мы оба боялись за свои семьи. Но в глубине души я все же был рад, что рядом с ней сейчас я, а не Гейл. Неужели она правда целовала его всего раз? Они знакомы 4 года, и за все это время всего один поцелуй? Странно. Может, он и вправду для нее всего лишь друг?.. Ну вот, я снова не удержался от этих мыслей. Мы ходим по лезвию ножа, наши жизни на волоске, а я опять думаю о нашем любовном треугольнике. Хотя, если подумать, не о скорой же гибели мне постоянно думать? Так можно сойти с ума. Что бы ни ждало человека, он всегда жаждет нормальной жизни.
Мы входим в уже знакомое здание тренировочного центра. Сколько связано с этим местом! Прошло меньше года, как мы последний раз были здесь. Ничего не изменилось. Но стали другими мы с Китнисс.
За обедом она предлагает последний новый трюк для Сноу: публичное предложение руки и сердца. Я бы не сказал, что это стало для меня сюрпризом. Даже больше, такое решение логически вытекало из всего предыдущего. Но слышать это из уст Китнисс, пусть бы об этом сказал мне Хеймитич или Цинна и лучше наедине. Мне ничего не остается, кроме как согласиться. Но внутри меня что-то оборвалось. Словно все самые святые для меня вещи, связанные с Китнисс, растоптали и бросили в грязь. Я почувствовал жгучую ненависть ко всему миру, который заставляет меня делать все это. Ко всему прочему добавлялось еще и выражение лица Китнисс при этих словах, как будто оно говорило: «Ну что, добился, чего хотел?»
Я ушел к себе. Она винила меня или злилась, как и я на Капитолий? Наверно, и то, и другое. Я задумался, а можно ли было ее спасти иначе, не прибегая к трюку с влюбленными? Тогда я не мог по-другому. Я очень хотел защитить ее. В конце концов, никто не думал, что победим мы оба.
Разнообразные чувства обуревали меня. Я ощущал себя виноватым во всем. Я сделал любимую девушку такой несчастной, не смог защитить родных, обрек на смерть близких Руты и Цепа. В тот день я больше не появлялся в гостиной. Я хотел как можно дольше не видеть Китнисс, до самой церемонии. Репетиция мне не требовалась.
========== Часть 3 ==========
Поезд размеренно катится в сторону 12-го дистрикта. У меня в объятьях – моя невеста. Девушка, пообещавшая перед всем Панемом стать моей женой. Ха, смешно. И почему я не стал актером? С моим опытом в области спектаклей на публику я мог бы превзойти многих. А уж это заключительное представление в Капитолии – просто вершина актерского мастерства! И ничего, что внутри все сжалось в комок от разочарования в этом омерзительном мире.
Поезд мчится, а я вспоминаю прошедший день, всматриваясь в умиротворенное лицо спящей Китнисс. Судьба связала меня с ней самым коварным образом: я ведь хотел познакомиться с этой девушкой – Игры свели нас вместе, хотел поцеловать ее – для спонсоров поцеловал, хотел ее в невесты – получил с подачи и благословения самого президента. «Бойся своих желаний, Пит», - говорю я себе.