- А ты прибежал даже быстрее, чем я думал, - сказал он, опустошая новую рюмку.
За то, время что я шел, у меня возник в голове на редкость ясный план действий: сначала разговор с ментором, потом истребление все спиртных запасов в округе. Нет времени вытаскивать Хеймитча из запоя, нам троим нужны свежие головы. С Китнисс лучше пока не видеться, слишком тяжело. Не хватало еще мне опустить руки и погрузиться в пьяный угар или еще что-нибудь похуже. Нет, к черту чувства, пусть лучше мной руководит долг. Я обязан Китнисс жизнью, пора отплатить за это. Хеймитч не посмеет отказать. И не посмел. Интересно, где сейчас Китнисс?
Только не сидеть на месте, не позволять мыслям брать верх! ДЕЙСТВОВАТЬ! ДЕЙСТВОВАТЬ! Ближе к вечеру справляюсь о Китнисс. Говорят, она пришла пьяная и упала спать. Значит, я все сделал правильно. Только здравый смысл может сейчас спасти положение. Прочь страх, мы просто должны стать сильнее соперников. Сильнее Капитолия. Прочь чувства, хотя я вижу в глазах Китнисс, что ей очень не хватает мягкого и нежного Пита, которого она знала еще вчера. Увы! Даже дружба с ней теперь будет преступлением, никаких поблажек. Тренировки с утра до ночи, постоянная разработка стратегий, навыков, хитростей. Во имя ее жизни. Постепенно цель становится шире. Пора бы уже отомстить Капитолию за все его зло. Если не победим, то хотя бы вдохновим дистрикты на восстание.
Гейл оказался неплохим парнем. Я многому научился у него за время тренировок. Все чаще я вижу в нем будущего мужа Китнисс. Гейл будет заботиться о ней, когда я погибну на Играх. Нашел его фотографию для своего медальона. Мое тайное оружие, чтобы спасти Китнисс.
Я доволен результатом, теперь реальный шанс на победу есть. Но есть одно «но», которое порой заставляет меня вечерами безвольно падать в кресло: что бы я ни делал, Капитолий ни за что не позволит выжить ни мне, ни ей… Каждое утро я гоню эту мысль как можно дальше и клянусь, что сделаю все, что в моих силах для ее спасения, а там уже пусть случится, то, что должно случиться.
Поезд несет нас навстречу смерти. Я смотрю на смерть предыдущих трибутов на экране. Изучаю теперь уже не движения, а мысли своих будущих соперников. Позади Китнисс. Наверное, кошмары усиливаются перед Бойней. Наконец, я разрешаю себе чувствовать: раскрываю объятья для самой любимой во всей Вселенной девушки. Боюсь, что не смогу собраться, не смогу разжать этих объятий, не смогу расстаться с ощущением безграничного счастья, которое вспыхивает во мне от ее близости. Пожалуй, сейчас бы самое время умереть. В минуту счастья. Слово смерть в последнее время стало таким обыденным, что я даже переставал осознавать его истинный смысл.
Мне так безоблачно хорошо, что я не в силах первым разорвать наши объятья. Да что там. Я даже не могу оторвать губ от ее волос. Интересно, думает ли она сейчас о смерти или о нашем любовном треугольнике? Даже вспомнить смешно. Или, может, как и я просто упивается нашими объятьями?
А потом мы уютно садимся на диван и смотрим на такую обыденную для нас, искалеченных подростков, смерть.
В тренировочном центре нас ждут костюмы и грим, колесницы, сотни камер, тысячи зрителей и президент Сноу. Мне становится смешно: столько всего, чтобы убить двух неугодных подростков. Не проще ли было бы устроить обычную казнь, дешевле все-таки. И как же вся эта ситуация страшно мешает Сноу спокойно сидеть среди своих роз, потягивая вино. Меня развеселил тот факт, что этот изверг наверняка провел без сна не одну ночь, судорожно соображая, чем нас добить.
А между тем, мы стали сильнее. В отличие от прошлого года, теперь мы боремся сообща, и это внушает уверенность. В лифте я даже подшучиваю над Китнисс. Какая она совершенная, любовь моя!
Но расслабляться не приходится: новый удар Сноу. И опять по Китнисс… Дарий.
Хочется утешить Китнисс, сжать в объятьях, но она закрылась от меня. Надолго, учитывая сколько нам осталось. И только перед индивидуальным показом она позволяет хоть как-то поддержать ее. Наши пальцы сплетаются, я вновь обретаю уверенность, готовность двигаться дальше. Индивидуальный показ сближает нас еще больше, мы оба в глубине души понимаем, что смерть практически неизбежна, и на пороге этой пропасти хотим только одного – быть вместе.
Все прежние клубки мыслей исчезли, оставив ясность в голове. Впервые в жизни я не хотел больше, чем у меня было.
Только тепло и свет. И эта гармония не только оттого, что я с ней, но и потому что ей хорошо. Она безмятежно спит в моих объятьях. Как же это здорово! Можно сказать, что это главное мое достижение: я один могу защищать ее от кошмаров.
Ее руки крепко сжимают мое тело. Я смотрю на ее все еще детское лицо. Наблюдаю за тем, как солнечный луч, ударившись о стену, медленно-медленно укорачивается. Он касается ее подушки, в другом месте пересекает сжатую в колене ногу, выбившуюся из-под скомканного одеяла. Как бы спокойны не были ее сны, Китнисс довольно сильно ворочается. Иногда я просыпаюсь от того, что она грубовато устраивается поудобнее или ложится на мою руку так, что та к утру начинает ныть. Моя милая девочка…
И вот она приподнимает голову и сонно озирается вокруг. Проснулась.
- Ни одного кошмара, - говорю я.
- Ни одного, - подтверждает она, положив голову на мою подушку и вновь закрыв глаза. Испуганное поначалу лицо приобретает прежний спокойный вид, на губах блуждает переменчивая улыбка.
Целый день наш, только наш. Он полон романтики, безмятежности, спокойствия, понимания, заботы. Возможно даже любви… Ну немножко. Лучший день в моей жизни. Подумать только, я провел его в Капитолии.
Пока она спит у меня на коленях, я думаю о завтрашнем шоу. Знаю, что с этим днем уйдет, возможно, и прежнее отношение ко мне Китнисс. Потому что я готовлю бомбу не только для Капитолия. Боюсь, как бы Китнисс не убила меня до начала игр за свою мнимую беременность. Но я знаю, что это нужно сказать, ради всех дистриктов. Она поймет, должна понять. Надо внушить всем отвращение к Голодным играм. Тем более Китнисс вполне могла забеременеть, если бы наши отношения были правдой. Поэтому на шоу я говорю Фликерману:
- … если бы не ребенок.
Зал беснуется от возмущения. Я сделал свою часть задания, вслед за Цинной, которого, возможно, больше не увижу. Создатель сойки-пересмешницы практически мертв. Мы все мертвы: победители Игр, не сговариваясь, движимые лишь общей ненавистью к Капитолию, взявшись за руки, делают шаг к его уничтожению. Вот оно – начало восстания.
========== Часть 4 ==========
Вода! Повсюду! Почему я все еще жив?? Отличный из меня вышел защитник! Как быть? Я вдруг с горечью понимаю, что снова становлюсь обузой для Китнисс. Может, было бы и лучше, если Хеймитч занял место трибута из 12-го. Так обидно! Все тренировки, все усилия – все пошло насмарку!
Первое время нахожусь в абсолютном параличе. Потом судорожно ищу глазами Китнисс. Она разговаривает с Финником. Значит, он наш союзник. Никогда не думал, что буду этому рад. Хотя пока я готовился к Бойне, заочно узнал его, и узнал далеко не с худшей стороны. Что-то в этом парне, показном и напыщенном на публике, непроницаемо серьезном на Играх, говорило о том, что ему приходится скрывать настоящего себя. Это далеко не бесчувственная машина-убийца, подобная Катону. Но гадать о его душевной организации некогда, мало ли что может сделать Капитолий с человеком. И еще, что приятно, ревновать к нему нет повода. Он влюблен в некую Энни, одну из победительниц.
В общем, когда Финник ко мне подплыл, я уже точно знал, что ему можно доверять. К тому же при желании он мог легко убить меня на расстоянии своим трезубцем. На его руке браслет с сойкой. Еще один знак доверия. Так формируется наш союз – мы с Китнисс, Финник и как ни странно старушка Мэгз. Но тут замечаю, что моя дорогая невеста не очень-то доверяет Финнику. Это меня удивляет. Возможно, потому что ей не приходилось на прошлых играх быть в союзе с кем-то кроме малышки Руты и она не знает, как к подобному относиться. Конечно, может произойти всякое, но на первых порах мало выгоды можно извлечь из убийства союзника. Вся его польза в том, чтобы иметь больше сил для охоты за другими, а внутренние разбирательства начинаются уже после. Тем более Финник один против нас с Китнисс. В общем, как ни глянь, она напрасно скалит зубки. И еще мне кажется, что они – Китнисс и Финник – чем-то похожи. Взглядом на жизнь, практичностью, хладнокровием, бесстрашием. В отличие от меня, человека-исключения на этих играх. Так они назвали меня. Потому что им, как и всем здесь, приходилось убивать. Мне – нет. За меня все сделала Китнисс. Звучит не очень, но это факт, к которому я сам порой не знаю, как относиться. Хотя, что об этом думать, все равно это ненадолго. Во второй раз мне не уберечь свои руки от крови…