Не верю ей, но радуюсь, что она далеко от Капитолия, радуюсь, что здесь я наконец-то могу ее защитить. Своими словами. И защищаю, когда в надежде, что это не успеют вырезать из эфира, говорю: «…а ты в 13-м к утру будешь мертва».
После сделанного, я тайно начал мечтать, что меня убьют. Избили меня, конечно, сильнее чем обычно, но я с разочарованием чувствовал, что все еще жив. На какое-то время обо мне забывают. Несколько дней я отлеживаюсь в своей камере, с болью делая каждый вдох. Иногда тихонько разговариваю с Джоанной, которая сидит в соседней камере. Но после небольшого затишья начинается самое страшное. Воображение Капитолия в вопросах пытки поистине безгранично: прежде чем убить меня физически, было решено лишить меня души. Наши предки, верившие в ад, вздрогнули бы. Нет более изощренного дьявола, чем сам человек.
От сеансов промывки мозгов в голове остались лишь кусочки воспоминаний, как стеклянные осколки. Стоит лишь неосторожно тронуть их, как руки тут же оказываются в крови. Но я довольно подробно помню второй сеанс. Тогда и только тогда во мне еще были силы сопротивляться этой худшей из пыток, когда почти физически ощущаешь, как твои мозги вытаскивают и перебирают. Я боролся до последнего. В первый раз я был слишком не готов, к тому, что ждало меня. Я едва не лишился рассудка, провалившись в какое-то небытие. Потом я слышал, как они говорили: «Немного снизьте ему дозу. Нам не нужен некачественный результат». А в последующие уже с трудом отличал сон от реальности. Сплошные осколки, острые, кровавые осколки…
Вот что было на втором сеансе.
- Вкалывайте ему осиный яд.
- Неет! – кричу я. Ужас перехватывает дыхание. Бледно-желтая жидкость исчезает из шприца и копошится в моей руке. Как это подло, лишить меня всякой возможности защищаться. Прошло пару минут. Яд обостряет все органы чувств, и тогда я с омерзением ощущаю свое тело, грязное, липкое от пота и засохшей крови. Пальцы сильно дрожат. Как быстро действует чертов яд! Сегодня побоев не было, меня ждут активные психологические пытки.
– Нет! Нет! Пустите меня, ублюдки! – я пугаюсь звука собственного голоса. Он какой-то омерзительно хриплый, похожий на рык зверя. Может я и есть зверь? Увидеть бы свое отражение. В бессмысленной ярости я начинаю метаться в металлических оковах, сдавливающих руки, ноги, живот и шею. Затем ярость сменяется слабостью. В глазах мутнеет. Я все еще пытаюсь бороться. Но выхода нет и надежды нет. Эта мысль все крепче захватывает мозг.
- Не бойся, Пит, - говорит мне незнакомец в белом халате. Его лицо непроницаемо официально. Кожа смуглая, белая борода выстрижена в виде 2-х идеальных квадратов. – Мы просто поговорим. Я твой друг.
Голос его мягок, но надменен.
Я все никак не мог сфокусировать зрение. Потом я почувствовал, что когда я меньше двигаюсь и ровнее дышу, мне легче справиться с действием яда. В это время к моей руке подключили какие-то датчики, и незнакомец порой бросал взгляд на стену кабинета, где монитор показывал разные данные: частоту сердечных сокращений, адреналин и т.п. Следом шла голова, я не сопротивлялся, когда на нее посадили довольно плотно облегающий металлический обод с проводами. И тогда на втором экране появились какие-то цветные диаграммы, графики, снимки мозга. Я готовлюсь к нападению. Боюсь закрывать глаза, воображение уже рисует черт знает что. Страх все еще внутри. Справиться бы с ним. И тут разговор начинается.
- Скажи, Пит, ты скучаешь по родителям?
- Да, - Кто это говорит? Это я ответил? Как это получилось помимо моей воли? Вопрос искренне удивил меня. Он никак не вязался с прежними о восстании. Но еще больше я удивился своей неконтролируемой говорливости. Словно мои мозги подключили к другому человеку, и он пользуется ими как хочет.
На экранах повысилась активность. Я смотрю на своего мучителя, и понимаю, что во всем его образе меня раздражают только до крайности совершенные тонкие слегка подрагивающие губы. В моем воспаленном мозгу они кажутся двумя дождевыми червями. От отвращения дрожь усиливается. Далее следует еще несколько вопросов о семье, на которые я не отвечаю. Контролируй себя, Пит, контролируй! И тут профессор внезапно спрашивает все также мягко и спокойно:
- Пит, а почему в детстве ты так и не подошел к Китнисс? Не познакомился с ней?
Я ощущаю, как убыстряется сердце, и холодная волна пробегает по телу.
- Датчики показывают значительное увеличение всех характеристик, - говорит еще один в белом халате. Я вижу его лицо совсем близко от себя. – Зрачки расширились.
- Не подходите так близко к нему, он отвлекается, - тихо говорит белобородый. И теперь я вижу только его лицо.
- Я не буду… отве… отвечать, - задыхаясь, прошептал я. Язык совсем окостенел от яда. Я чувствовал неприятное опьянение, и мой контроль над собой таял на глазах. А после такого глубоко личного и важного для меня самого вопроса и вовсе что-то во мне сломалось. Я обмяк, глаза совсем перестали фокусировать. Я понял, что яд начал активно действовать на мозг.
- А ты часто представлял себе Китнисс? – голос его звучал будто откуда-то сверху. Иногда мне удавалось сфокусироваться на его лице, и я тогда я искренне недоумевал, куда пропал его рот? Почему борода говорит со мной? Он все повторял: «Я твой друг. Твой самый надежный друг». И я сам шептал это «мой друг».
- Я не буду… не буду… не бу… не буду отвечать… - лепетал я, сопротивляясь из последних сил, но мне почему-то хотелось ему все рассказать. Будто внутри меня был заперт человек, который отчаянно хотел быть услышанным. И действительно, спустя пару вопросов я почти бессознательно начал тихо шептать ответы, словно говорил это самому себе.
- Ты хочешь целовать ее? Обнимать?
- Да, - шептал Пит. – Где ты, Китнисс? Ты слышишь этот голос? Кто это? Зачем он спрашивает о тебе? Любим… любимая… - голос мой срывался на шепот.
- А хотел бы ты, чтобы она была твоей? – тонко и спокойно чеканил копошащийся в моих мозгах голос.
Я блуждал взглядом по потолку, словно слышал вопросы оттуда. В голове тяжело пульсировала кровь, я слышал в ней удары сердца. И тут мой внутренний пленник вырывался на свободу.
- Я хочу Китнисс. Китнисс! Хочу целовать ее, ласкать, обладать ею… Заботиться. Я хочу быть с ней. Хочу любить… Хочу быть любимым. Любимым… Самым любимым ее… целовать… ее… я хочу… - меня начали одолевать галлюцинации. Мне казалось, что руки мои свободны и по ним бегает Китнисс с луком за плечами. А потом на них отдельно лежали ее губы, глаза, волосы. Китнисс выходила из рамки, с моей картины дома и падала ко мне в объятья с каким-то кукольно неподвижным лицом. Жуткие, тяжелые образы… Я удивлялся сам себе, откуда во мне все это? Мне казалось, что прошло несколько часов, пока я пребывал в этих видениях. Но вязкий шепот второго человека в белом халате, который отдавался в моем сознании как удары колокола, вернул мой разум в реальность.