Хотя известно, что этот человек не был рожден принимать быстрые решения и осуществлять стремительные предприятия, спрашивается, учитывая его преданность, терпение и предусмотрительность, смог ли бы другой, более нетерпеливый, сделать больше при бесконечных распрях и препятствиях или же чрезмерным диктатом полностью разорил бы эти части страны, тогда как этот осторожный человек, лишенный всяких личных интересов, не смог при таком большом экипаже и разнообразных склонностях тех, кем он командовал, этим распрям воспрепятствовать. Когда он гасил пламя в одном месте, оно разгоралось в другом. Если в чем и можно упрекнуть покойного, так это в том, что, хотя он и был слишком снисходительным командиром, предоставляющим непозволительную свободу, он все же причинил вполовину меньше вреда, чем причинила бы другая сторона своими слишком резкими, горячими и часто плохо обдуманными действиями, чему есть примеры.
Так, я видел, что он слишком уважает офицеров, которыми командует, и слишком многого ждет от них, полагаясь на их знания, способности и опыт. Они же позволяли себе не относиться к нему таким же образом, а проявлять несносные высокомерие и вольности и даже полное презрение к нему, равно как и к другим людям и их устремлениям. Они весьма ясно показали, что слишком ограниченны, чтобы заслуживать большого уважения; слишком высоко ценя свои способности, они считали его уважение к ним результатом страха или неумения выносить суждение.
Так случилось, что, когда он выдвинул одного помощника, они были совершенно убеждены, что это сделано согласно законам природы и флотским правилам, и их непросвещенные умы в растерянности метались по всем областям мирового знания, как магнитная стрелка на полюсе. Поэтому не могло не случиться, что их действия столь же не соответствовали поставленной цели, сколь далеки были мотивы их предприятий от здравого рассудка.
Но за все это что же он получил от них в благодарность: когда в болотистых местах вокруг Охотска и на Камчатке он стремился помочь выбраться всем и каждому, кто угодил в трясину, они так цеплялись за него, что ему самому пришлось в нее угодить. Поскольку он унес с собой в могилу свою подпись под жалованьем каждого из нас, он несправедливо заслужил эпитафию, что умер, как богач, а похоронен был, как безбожник. Толкование ее будет понятно тем, кто знает, что он взял с собой в путешествие человека, чьи самые тяжкие преступления он всячески стремился оправдать на Камчатке, а после успешного завершения плавания освободить его от всех обвинений, отослав в Санкт-Петербург. Именно этот человек впоследствии во всем противоречил ему, стал виновником наших бедствий и после смерти Беринга его главным обвинителем[223].
Более того, поскольку покойный капитан-командор, вознося хвалы Господу, часто вспоминал, что с самой юности ему сопутствовала удача и еще двумя месяцами ранее обстоятельства ему благоприятствовали, тем поразительнее представлялся нам и некоторым другим его жалкий, печальный конец.
Он, несомненно, был бы жив, если бы достиг Камчатки и получил теплую комнату и свежую пищу. Теперь же он умер скорее от голода, холода, жажды, паразитов и горя, чем от болезни. К тому же жидкость давно проступала в опухоли ступней и появилась от невылеченной трехдневной лихорадки, а также из-за constrictiones artuum atoniae[224], вызванного холодом; от холода внутренняя и внешняя части жидкости соединились и проникли в брюшную полость. В то же время проявилась fistula ani[225] и, прорвавшись, открыла ichorem lividum[226] как признак внутренней гангрены. За этим вскоре последовали sphacelus[227] и смерть 8 декабря, за два часа до рассвета[228].
Как бы ни было больно наблюдать его уход из жизни, его самообладание, серьезные приготовления к смерти и сам его избавительный конец, который наступил, пока он еще полностью владел разумом и речью, достойны восхищения.
223
Вероятно, Стеллер, как обычно, имеет в виду Софрона Хитрово. Известно, что в 1835 г. по объявлении „слова и дела” служилым Саввой Плотниковым С. Хитрово был в числе других обвиняемых под конвоем препровожден в Иркутск. Разбирательство длилось до мая 1737 г. и закончилось тем, что Хитрово и другие были освобождены, а обвинитель, С. Плотников, — повешен (ЭБ, с. 232). Документы, касающиеся посмертных обвинений Беринга Софроном Хитрово, неизвестны.
228
Ср. запись в судовом журнале: „Пополуночи часу в 5 преставился капитан командор Беринг” (РГАДА, ф. 21, оп. 1, доп. № 9, л. 97). В воспоминаниях Вакселя содержатся дополнительные штрихи к картине смерти Беринга: „Не могу не описать печального состояния, в котором находился капитан-командор Беринг ко времени своей кончины, тело его было наполовину зарыто в землю уже в последние дни его жизни. Можно было бы, конечно, найти средства помочь ему в таком положении, но он сам не пожелал этого и указывал, что те части тела, которые глубоко спрятаны в землю, сохраняются в тепле, а те, что остаются на поверхности, сильно мерзнут. Он лежал отдельно в небольшой песчаной яме — землянке, по стенкам которой все время понемногу осыпался песок и заполнил яму до половины, а так как он лежал в середине землянки, то и получилось так, что тело его на половину было засыпано песком” (Вакс., с. 83). Землянка, в которой жил и умер Беринг, а впоследствии, вероятно, жил Ваксель, исследована экспедицией 1981 года. Она получила название „жилище № 6”, крайнее северное в группе. От других жилищ отличается добротностью конструкции перекрытия из частей рангоута пакетбота и крайне малым числом вещевых находок (КЛЭБ, с. 48 — 50, рис. 15). Останки Беринга были найдены в 1991 г.